Наталья Александрова - Завещание короля Балдуина

Наконец телефон зазвонил, и Селиверстов вздрогнул, как будто ядовитая змея его уже укусила.

– Что? – спросил ужасный неживой голос в трубке.

И хотя Селиверстов знал, что голос принадлежал женщине, он не мог избавиться от мысли, что ему звонят из самого ада.

– Надеюсь, вам удалось убедить ее продать дом? – спросил неживой голос.

– Н-нет, – заикаясь, едва выдавил Селиверстов, – она сказала, что должна все увидеть сама…

– Вот как? – холодно спросила страшная женщина. – Но в таком случае я больше не нуждаюсь в ваших услугах.

– Постойте! – закричал Селиверстов. – Погодите! Она сказала, что поедет туда завтра! Посмотрит дом, а потом свяжется со мной на предмет продажи.

Алена Кортнева сказала совсем не это. Напротив, она дала понять, что если и будет продавать дом, то ни за что не обратится к Селиверстову. Но нотариус готов был на все, только бы эта страшная женщина не осуществила свою угрозу и не послала фотографии в коллегию адвокатов, его жене и тестю.

Скорее всего страшная женщина ему не поверила, потому что просто бросила трубку.

На следующий день Алена обзвонила еще несколько крупных страховых компаний, телефоны которых нашла в справочнике. Ни в одной для нее работы не было.

Она взглянула на счета, дожидавшиеся оплаты.

Времени до часа X оставалось все меньше и меньше.

На глаза вдруг попались ключи от старого дома, которые ей вручил нотариус.

Алена задумалась.

Пусть покойный родственник не оставил ей денег, зато он оставил дом в Песочном, а это престижное и популярное у состоятельных людей место. Наверняка этот дом можно неплохо продать и расплатиться с долгами. Вот и нотариус говорил, что дом можно продать, и даже с покупателем предлагал свести.

Хотя не исключено, что этот дом – развалина, которая не стоит ничего. Почти наверняка так и есть.

Впрочем, зачем гадать? Чтобы узнать возможную стоимость дома, нужно его для начала хотя бы увидеть. И с этим жуликом Селиверстовым она связываться ни за что не станет, найдет приличного риелтора, который этим займется. Как-никак прежние знакомства у нее остались.

Алена оделась попроще – джинсы, кроссовки и короткая курточка, – села в машину и отправилась знакомиться с наследством.

Вскоре она уже выехала на Приморское шоссе и меньше чем через час была в Песочном.

Четвертый дом по Лесной улице оказался красивым двухэтажным строением, обшитым вагонкой и выкрашенным в зеленый цвет. Дом украшала нарядная четырехугольная башенка с флюгером. Еще здесь имелась веранда, застекленная разноцветными стеклянными ромбами – красными, желтыми и зелеными. По периметру участок был обнесен забором из штакетника, который не мешало бы подновить. Сломанные кое-где планки давно пора заменить, а сам забор покрасить.

Алена подошла к калитке.

Эта калитка была закрыта на обычную деревянную щеколду и, как и забор, давно нуждалась в ремонте. Штакетник покосился и растрескался, а местами вообще подгнил, многие планки выпали, и в образовавшиеся щели выглядывали сорняки. Краска облупилась, и только кое-где можно было скорее угадать, чем разглядеть ее первоначальный темно-зеленый цвет.

Алена откинула щеколду и вошла на участок.

К крыльцу вела узкая тропинка, по обеим сторонам которой буйствовали сорняки. Они заполонили участок, как дикое кочевое племя захватывает мирную страну. Сорняки с шуршанием раскачивались под ветром, и в какой-то миг Алене показалось, что в густой траве кто-то прополз.

Конечно, показалось.

Теперь вблизи она увидела, что сам дом тоже требует ремонта. Вагонка, которой он был обшит, рассохлась и потрескалась, краска на ней облупилась. Доски крыльца подгнили. У самого крыльца стояла переполненная кадка с водой, хотя дождя давно уже не было.

Алена подошла к крыльцу и опасливо ступила на первую рассохшуюся ступеньку.

Ступенька заскрипела, но выдержала.

Она собралась было сделать следующий шаг, когда услышала суровый окрик:

– Ты куда это идешь?

Алена вздрогнула и обернулась.

За забором, отделявшим четвертый дом от соседнего, стояла крепкая тетка в фиолетовом тренировочном костюме и розовых резиновых сапогах. Голова у нее была повязана красной косынкой, скорее даже не косынкой, а пиратской банданой. Тетка облокотилась о забор и грозно смотрела на Алену.

– Это вы мне? – удивленно спросила она.

– Тебе-тебе, а кому же еще? Ты что это по чужим домам шастаешь? Вот я щас участкового позову! Он как раз недавно к Василию Пузыреву пошел, это рядом.

– Почему по чужим? – возмутилась Алена. – Это моего дяди дом, я его наследница.

– А не врешь? – подозрительно спросила бдительная соседка. – А как твоего дядю звали?

– Николай Михайлович, а меня Аленой зовут. Только почему это я должна перед вами отчитываться? Кто вы такая, чтобы здесь допросы учинять?

– Хорошие соседи должны за соседским имуществом присматривать, – назидательно произнесла тетка. – А я как раз соседка и есть, Марфа Петровна. Мы с покойным всегда дружно жили. Я здесь третьего дня одних уже шуганула, хотели в дом забраться. Так ты, значит, Николая Михайловича племянница?

– Значит, – недовольно ответила Алена.

– И ты теперь, значит, здесь жить будешь?

– Да я еще ничего не решила, – отмахнулась Алена и быстро поднялась по ступеням.

– Что-то я тебя раньше здесь не видела, – не унималась соседка. – Что-то ты раньше дядю не навещала.

На этот раз Алена не стала отвечать. Она достала ключи, которые дал ей нотариус, и открыла дверь.

За этой дверью оказалась маленькая прихожая, которой больше подходило старое слово «сени».

По правую руку от входа сиротливо висело старомодное серое пальто, по левую стояла простая деревянная скамейка, рядом несколько пар резиновых сапог и еще кое-какая поношенная обувь. Левее скамьи была еще одна дверь.

Алена толкнула эту дверь и оказалась на той самой веранде, застекленной разноцветными ромбами. Дневной свет, льющийся сквозь эти ромбы, заливал пространство фантастическим сиянием. Алене вдруг показалось, что она уже была здесь, на этой веранде, была когда-то очень давно – в раннем детстве, а может быть, еще до рождения, в какой-то другой жизни.

Ей вдруг привиделся длинный стол, накрытый белоснежной крахмальной скатертью, блестящий медный самовар, соперничающий блеском с солнцем, ярко-синие кобальтовые чашки и люди, непривычно одетые, непривычно говорящие, непривычно воспитанные. Женщины, точнее дамы, были в нарядных кисейных платьях, мужчины – в непривычных светлых пиджаках с узкими лацканами и блестящими пуговицами. Нет, не в пиджаках, поняла Алена, а в сюртуках, и разговаривали они все по-французски…

«Надо же, какая только ерунда ни привидится. Наверное, это сцена из какого-то фильма о дореволюционной жизни».