Валерия Вербинина - Ангелов в Голливуде не бывает

– После таланта, конечно, – ввернул Лэнд с иронией.

– Артур, не начинай, – проворчал Шенберг. – Я двадцать пять лет делаю фильмы, и когда газетчики спрашивают меня, в чем секрет успеха, вру как сивый мерин. Потому что, ей-богу, я до сих пор не знаю, что именно сработает, а что нет. Что-то я еще хотел сказать…

– Акцент, – подсказал режиссер.

– Да, точно. Действие происходит на юге. Что у нас с произношением?

– Я могу выучить южный акцент, – ответила я.

– Что, вот так просто?

– В нашем деле это не самое сложное, – уверенно сказала я и произнесла несколько фраз, имитируя сначала голос и оксфордские интонации режиссера, а затем – быстрый говорок Хэла.

– Я видел ее в паре эпизодов. На экране она смотрится хорошо… Снимите шляпку, мисс. Я покрашу ее в платиновую блондинку. Идет?

Шенберг вытаращил глаза и расхохотался. Хэл озадаченно заморгал. Лэнд улыбнулся, но мне показалось, что моя выходка его немного задела.

– Прошу прощения, – сказала я своим обычным голосом. – Мне просто хотелось показать, что я могу.

И я улыбнулась Лэнду самой очаровательной из арсенала своих улыбок, чтобы не настраивать его против себя.

– Хорошо, с акцентом мы разобрались, – подытожил Шенберг. – Лэнд, ты организуешь пробу. Материал сразу в проявку и ко мне. Если все сложится удачно, завтра же подпишем контракт… – Он страдальчески поморщился. – Ах черт, надо будет еще придумать вам имя. Но до завтра еще есть время, так что подумайте над вариантами.

Он отвернулся и снял трубку телефона, показывая, что аудиенция окончена.

– А теперь, – сказал Хэл, – вы можете посмотреть в зеркало.

И он развернул кресло на колесиках так, чтобы зеркало оказалось напротив меня.

Предыдущие два или три часа я провела в роли безропотного манекена, над которым колдовал Хэл и три его помощницы. Осветление волос даже сейчас приводит к тому, что вы теряете их часть, а весной 1931 года краски были еще хуже. Бывали случаи, когда актрисы после неудачного окрашивания заполучали воспаление кожи головы или тяжелейшую аллергию, что означало конец их карьеры. Однако, доверившись Хэлу, я предпочла ни о чем таком не думать. Он собственноручно подстриг меня, покрасил, сделал укладку волнами и затем занялся лицом. Под его руководством мне частично выщипали брови (адски неприятная процедура) и удалили лишние волоски с видимых частей тела, после чего Хэл занялся моим макияжем. Дольше всего он провозился со ртом, вычерчивая устраивающую его линию губ. Помощницы, сбившись за его спиной в почтительную стайку, с благоговением наблюдали за работой мэтра. Наконец, окинув меня быстрым взглядом, он удовлетворенно кивнул и сказал, что я могу на себя посмотреть. Все время, пока Хэл и его помощницы работали над моим образом, кресло, в котором я сидела, было повернуто спиной к зеркалу. Как объяснила мне шепотом одна из помощниц, мэтра раздражали непрошеные советы, которые ему пытались давать актрисы, видевшие в зеркале, как продвигается работа. Убрать зеркала Хэл не мог, поэтому он поступал просто – поворачивал кресло с клиенткой так, чтобы она не могла себя видеть.

Из зеркальной дали на меня смотрела незнакомка. Она была беловолосая, с капризным алым ртом, идеальными дугами бровей и потрясающими глазами. Я была так ошеломлена, что даже не сразу сообразила, что это я.

– Что скажете? – спросил Хэл с затаенной гордостью.

– Я скажу, что вы волшебник, – выдохнула я и потрогала волосы.

Волшебство улетучилось. Изувеченные осветлителем волосы были мягкие, тонкие и безжизненные. Тут я вспомнила еще кое-что и заволновалась.

– Скажите, – начала я несмело, – а ведь корни… я хочу сказать, они же будут расти…

– Да-да, – кивнул Хэл. – Когда начнется съемка, вас будут подкрашивать каждый день или раз в два дня – зависит от того, насколько быстро у вас растут волосы.

Я замялась.

– Но ведь это же очень хлопотно… Я имею в виду… ведь есть парики, например…

– А что, Джин Харлоу [17]играет в парике? – с презрительной учтивостью осведомился Хэл, глядя на меня снизу вверх и задирая брови домиком. – С чего вы взяли, что публика хочет видеть парики?

Я пробормотала нечто, что могло сойти за извинение. Хэл с сожалением окинул меня взглядом и покачал головой.

– Вы, мисс, еще сама не понимаете своего счастья, – сказал он и, повернувшись к дверям, возвысил голос. – Мисс Клейн! Передаю нашу будущую звездочку в ваши руки.

Мисс Клейн вручила мне текст, который надо было выучить для пробы, помогла подобрать костюм и проводила в уже знакомый мне седьмой павильон, где когда-то я впервые снялась в кино. Теперь здесь была другая декорация комнаты, слабо освещенная двумя или тремя юпитерами. При моем появлении Артур Лэнд поднялся со стула и оглядел меня с видимым удовольствием.

– Прекрасно поработал Хэл, – сказал режиссер с улыбкой. – Джимми сейчас придет, и можем начинать, если вы выучили текст.

– Джимми – это кто-то из актеров? – спросила я.

– Нет, он дублер Стива Андерсона, который играет вашего жениха. В его героя также влюблена героиня Нормы.

– Знаю, – сказала я. – Я читала роман. – Вчера после разговора с миссис Блэйд я сразу же отправилась в книжный.

– Похвально, – одобрил Лэнд, – но в другой раз можете не тратить время зря. То, что вы увидите в сценарии, всегда будет отличаться от книги.

Краем глаза я увидела направляющийся к нам мужской силуэт, который показался мне знакомым. Джентльмен шел, помахивая тростью, и, по-видимому, чувствовал себя на студии как дома.

– Кстати, познакомлю вас заодно с вашим экранным отцом, – сказал Лэнд с улыбкой. – Макс, очень хорошо, что ты зашел. Макс Десмонд – мисс Коротич.

Макс снял шляпу, поцеловал мне руку и рассыпался в любезностях.

– У меня не то двадцать, не то тридцать детей, – объявил он. – Но вы, мисс, определенно самая очаровательная из них!

– Надеюсь, мы говорим о кинодетях, не так ли? – ввернул Лэнд с серьезным видом.

– Понимай как хочешь, – ответил Макс с выразительной гримасой утомленного ходока, которому некогда подсчитывать своих отпрысков. Словами я описать ее не могу – ее надо было видеть. О Максе Десмонде не зря говорили, что он актер до кончиков ногтей.

Когда Лэнд стал обсуждать с Десмондом какие-то внутренние дела студии, о которых я ничего не знала, я тихонько отошла в сторонку, села на первый попавшийся стул и прочитала текст несколько раз. Реплики показались мне несложными, но тут я осознала, что мне придется играть девушку, которая перетягивает на свою сторону молодого человека, который нравится и ей, и другой девушке, и заволновалась, смогу ли я достоверно ее сыграть. Взять себя в руки мне помогли пришедшие на ум слова матери: «Учи текст, все остальное приложится». И я прочитала его еще несколько раз, после чего, закрыв глаза, воспроизвела все реплики про себя.