Сантьяго Пахарес - Без обратного адреса

Давид прошел вглубь и взглянул на полки – действительно, почти пустые. Кое-где, как случайно уцелевшие зубы во рту старика, торчали остатки книг, грязных, мятых, без обложек. Понятно было, что библиотекой это заведение называют лишь в память о старых, лучших временах.

– Куда же делись книги?

– Да дети. Эти малолетние ублюдки… спасу от них нет. Берут книги и не возвращают. За невозврат книги вовремя штраф – евро с половиной. За потерю – стоимость книги и штраф. Вы думаете, штраф их остановит? Детей ничто не остановит. Это чума. Чума, я вам говорю! Берут и не возвращают. Им до лампочки распространение культуры. Звоню, говорю: верните книги! Они – да, да. Полагаете, возвращают? Никогда. Что им такой старик, как я? Они знают, что мне не по силам бегать за ними по домам.

Давиду припомнилась ироническая поговорка: чтобы ваша библиотека росла, надо иметь только две вещи: много друзей и плохую память. Старик-библиотекарь продолжил:

– Полиция, конечно, мне не помощник. Мелкое гражданское дело, давайте решайте в административном порядке. Да чтоб их! Правда в том, что им плевать! Плевать, я вам говорю! Зачем напрягаться, ходить по домам, если так приятно дремать в своей машине? Ради библиотеки тут никто и пальцем не шевельнет. Хоть бы уж родители побеспокоились, что ли! Ничего подобного. Вот я и сижу тут без книг. Ну ничего, революция не за горами. Тогда посмотрим, что они запоют, эти малолетние ублюдки! Придется им заплатить за каждую потерянную книжку, за каждую вырванную страницу! А я буду смеяться! Да, я буду смеяться, говорю вам! Мой смех услышат во Франции! Что там – в Швеции!

Опытный человековед, Давид дал гневу утихнуть, а затем вернул собеседника к теме:

– Вы не помните, когда-нибудь раньше Мауд у вас был?

– Какой Мауд?

– Я имею в виду книги Мауда. «Шаг винта».

– Надо посмотреть в каталоге.

Он порылся в ящике. Ничего не нашел.

– Раньше я записывал на последней странице книги фамилию того, кто брал ее читать, а теперь уже не могу. Малолетние нарушители берут книги и не возвращают. Не возвращают, говорю вам! Варвары! Я понимаю, если ты голоден и украл булку… Но книгу! Книгу! Это ж как надо охаметь! И что я вам скажу – в этом поселке полным-полно хамов. Потому и не возвращают.

Давид слушал, возведя глаза к потолку.

– Мне семьдесят шесть, бегать уж не мастер. А то я бы им показал! А знаете, почему я не ухожу на пенсию? На объявление об открытии должности библиотекаря здесь не откликнулся ни один человек! Понимаете? Ха! Да если бы не я! Надеюсь, мне на смену придет двухметровый парень-терминатор, весь в шрамах, с огромными ручищами, которыми возьмет наконец за глотку этих малолетних ублюдков…

Давид выдержал последний словесный залп с достоинством и удалился, оставив старого библиотекаря с его пустыми полками и мечтами о мести и разрушении.

Возможностей для маневра оставалось все меньше.

Фран получил очередную дозу метадона в мета-автобусе у метро Легаспи, рядом со зданием муниципалитета Аргансуэлы, которое мадридцы называют «Дом с часами». Нагнувшись к окну, назвал себя и сказал, что он от Рауля – на это никто не обратил внимания, Фран уже был в списках. Стаканчик, пахнущий апельсином, ему подали с профессиональной опрятностью и быстротой.

Он поблагодарил и ушел. Рядом была припаркован полицейский автомобиль, оттуда следили за людьми у мета-автобуса, как охотники из засады за зверьем на водопое. Наверное, искали кого-то по своим ориентировкам. Врачи из автобуса поднаторели в разных трюках, спасая тех, кто остро нуждался в лечении, от преждевременного задержания их полицией – но и полиция знала свое дело, у них имелся арсенал розыскных хитростей.

Уже миновали самые трудные первые дни, когда ломка корежила его, истошно визжа внутри, что ему надо, надо, надо дозу… она ему нужна… ему полегчает… Зверя посадили на цепь, но он еще метался и сотрясал клетку. Фран стоически выносил эти удары. Хуже всего было утром, перед рассветом. Каждое утро ровно в пять тридцать, без всякого будильника, он просыпался, чтобы вмазать. Теперь так же просыпался – и терпел. О сне нечего было и думать, как ни зови его, не придет. До сна ли тут, когда, сжав зубы, терпишь без дозы, без своего хорошего, беленького конька… ну хоть ослика. На улице тихо – ни машин, ни голосов, и единственный голос – тот, что внутри головы, звучит во всю мощь. Ничто ему не мешает.

Ближе к вечеру, после приема метадона, самочувствие улучшилось. Фран пристрастился проводить вечера в прогулках по городу, держась подальше от тех мест, где промышлял раньше. Сначала побаливали ноги от непривычных нагрузок, но это быстро прошло, и Фран наслаждался долгими путешествиями по Мадриду, как другие наслаждаются занятиями йогой. Сама физическая нагрузка была ему на пользу, но еще больше помогал жить восторг, с каким он вспоминал полузабытые кварталы, здания, лица и слова, о которых знал раньше, да позабыл за годы отупения в своей иной жизни.

Особенно ему нравилось проводить час-другой в парке, устроившись на скамье в обществе лишь упаковки из шести банок пива. Бухло, конечно, дозы не заменит, однако полупьяным воздержание терпеть легче, чем на трезвую голову. Уже на второй день лечения Фран купил себе в китайском киоске блокнот и пару шариковых ручек.

Мимо него шли самые разные люди – пары, под руку и обнявшись, одиночки, собачники, бабники в поисках следующего объекта своего внимания, – а он сидел и записывал в блокнот то, что ему в тот момент приходило в голову. Намеренно отдавался порывам замешенного на алкоголе вдохновения, не исправляя фразы, если они получались неясными или несвязными. Логика пока могла отдохнуть. Главное, что создание этих фраз увлекало его так, что другие, более мрачные мысли не прорывались к нему и не отравляли тихие зеленые вечера в парке.

В тот самый день, когда Фран приступил к лечению, он случайно встретил Кико, своего давнего приятеля из наркотусовки. Они потеряли друг друга из виду год назад, но забыть не забыли. Кико нашел ночную халтурку. Перевозили макулатуру из специализированных уличных контейнеров на картонную фабрику. Макулатуру должна вообще-то вывозить на фабрику соответствующая служба городского управления, но ей вечно не хватает разворотливости, вот и наладились несколько парней с грузовиком подворовывать макулатуру из контейнеров и сдавать на фабрику, где им за нее хоть немного, да платили. За килограмм давали совсем мало, но бумаги-то они не жалели, грузили с верхом, да еще и расширили кузов с помощью металлических кроватных спинок, найденных там же, на помойке.

Им нужен был кто-нибудь на стреме: поглядывать, не едет ли полиция, пока они опустошают муниципальные контейнеры. Кико обрадовался, что может предложить старому приятелю работу, а своим компаньонам – надежного кадра. Ни Фран, ни Кико не коснулись в разговоре опасной темы. Кто на коньке, кто на коксе, а кто и вовсе соскочил – это не обсуждается между опытными людьми. В некоторых ситуациях лучше не докапываться до самого дна. Что Фран проходит дезинтоксикацию, и здесь никто не узнал. Они просто вместе с Кико выходили на ночную работу: встретились друзья, и все тут. Конечно, парни возражали бы против наркомана в своей компании, так что Кико и тут был прямой резон помалкивать и вопросов не задавать. У Франа был убедительный вид типчика, дошедшего до ручки и согласного на такую работу, и этого всем хватило. На ночных улицах большого города своя жизнь. Автобиографии, анкеты, резюме, рекомендации и университетские дипломы там не в ходу: на человека смотрят в деле.