Сантьяго Пахарес - Без обратного адреса

– Великолепно.

И они разошлись: Давид – на диван, Анхела – к себе в спальню.

Оба, однако, очень мало спали в ту ночь. Было о чем подумать.

В то утро наступил кризис. Фран, как всегда, проснулся в половине шестого: тело корчилось и дрожало в ожидании привычной дозы. Он спросонок долго шарил вокруг в поисках шприца, прежде чем вспомнил, что теперь не колется, потому что лечится метадоном. Физически он теперь мог пережить лишение наркотика, поскольку каждый день принимал его безвредную химическую подмену, но психологически становилось не легче, а тяжелее. Кровь словно кричала в голос, истерически требуя героина. Фран глядел на свои набухшие вены, и ему казалось, будто все поры жадно раскрылись, как голодные рты: шприц нам! Скорее!

Тахикардия усиливалась, и к девяти часам утра он решил: надо что-то делать. Обливаясь потом, дотащился до китайской бакалейной лавчонки и вложил весь ночной заработок в бутыль водки и упаковку из шести банок пива.

Вот так и получилось, что в девять двадцать Фран сидел с пустым желудком, с бутылкой водки у рта и сосал ее, пока не стало жарко в желудке и не запершило в глотке. Прервался, чтобы глотнуть воздуха, и снова припал ртом к горлышку, моля, чтобы алкоголь подействовал скорее, чтобы он уже сейчас ничего не чувствовал, а лежал на полу в полном отрубе. Что лучше – наркозависимость или тяжелый алкоголизм? Ответ: все, что угодно, только не наркотики.

На дне бутылки оставалось совсем немного, когда он наконец потерял сознание и рухнул на матрас, служивший ему постелью. Шесть жестянок пива стояли рядом нетронутые в соответствии с планом. Вечером они смягчат похмелье.

Фран проснулся к ужину и успел увидеться с Сарой до того, как они с Ману ушли в город за дозой. Она сама подошла к нему, поцеловала в небритую щеку и прошептала на ухо, что у нее для него есть подарок. Фран попытался выяснить, какой подарок, но она твердила, что это сюрприз и надо подождать вечера.

Сара не подала виду, что замечает его воспаленные глаза, отекшее лицо, похмелье. Наверное, из деликатности. Или потому, что в их нынешнем мире это норма. Может, ей было просто наплевать.

Остаток дня у Франа прошел как обычно, по графику, который он сам себе установил. Немного каши. Метадон. Парк, привычная скамья, упаковка из шести жестянок пива. Похмелье после целой бутыли водки еще сказывалось – мутило и скручивало желудок. Все эти проявления можно было игнорировать как легкий ветерок. Что они по сравнению с ураганом, который может устроить ему жажда героина!

И вот тут-то и наступил эффект сложения утреннего алкоголя, метадона, принятого после еды, и пива, принятого после метадона. Франу казалось, будто его раздирает на части неведомая сила. Тело распалось на куски, каждый кусок ревел свое, и все они уменьшались, пожираемые страшным врагом. Его самого уже почти не осталось. Фразы, которые Фран в тот вечер записывал в блокнот, были воплями человека, падающего в пропасть. И все же он знал: необходимо перетерпеть и этот день. Решение принято. Он не отступится. Снова пойдет вверх по тропе, он верит, что вершина уже близко.

И так пройдет еще день, потом еще, и еще, пока доктор не скажет ему, что теперь препараты не нужны, он уже несколько дней держится на одном апельсиновом соке. Но до этого пока далеко…

Ночью он с Кико и компанией снова выехал на сбор макулатуры. Пришлось удирать от полиции, которая появилась во время погрузки, так что много не заработали. Примерно по восемь евро на брата. Свои деньги Фран устало засунул в задний карман грязных джинсов. Он очень хотел скорее добраться до дома, съесть что-нибудь из консервной банки да и завалиться на матрас, помолясь, чтобы ломка не разбудила его сразу, как он заснет.

Об обещанном Сарой сюрпризе Фран позабыл. Но, входя, увидел ее неподвижно стоящей на том же месте, где они простились, словно она так и ждала все это время. Сара улыбнулась ему, и он сразу вспомнил. Она заставила его закрыть глаза и повела за руку к дивану, усадила и разрешила открыть глаза, а когда он их открыл, перед ним стоял телевизор. Юные годы аппарата давно миновали, похоже, он был их с Сарой ровесником. Пластик корпуса наивно притворялся деревом, часть кнопок на панели выпала. Фран почти взволновался, увидев такой агрегат, выживший в эпоху плазменных панелей.

– И что, работает?! – воскликнул он.

– Да, представь! Надо настроить антенну, конечно, но работает, работает.

– Где же вы его надыбали?

– Не поверишь – с помойки. Добрые люди его просто выбросили.

– Как не поверить!

– Да ладно! Признайся, что мечтал посмотреть перед сном хорошую киношку.

– Признаюсь, признаюсь. Но…

Фран замолчал, увидев выражение лица Сары.

– Не переживай, Фран. Это все пустяки.

– Спасибо.

– А вот что еще я нашла на той же помойке, посмотри.

Он взглянул за заднюю панель телевизора: он был прикован к тумбочке довольно толстой стальной цепью.

– На случай, если Карлосу придет в голову продать его опять.

Фран уже открыл рот, чтобы спросить, кто же заплатит за рухлядь с помойки, но почему-то вместо этого сказал:

– Гениальная идея.

Они съели суп-концентрат прямо из банок, сидя на кухонных табуретах. Потом пошли наслаждаться вновь обретенным телевизором. Он был им очень нужен, этот ящик с картинками – отупляющими, замедляющими мысли, отвлекающими от боли. Люди вроде них должны поменьше задумываться над своей жизнью, чтобы не было беды. Пусть уж лучше о ней думают другие – причем все, что им угодно.

Долго не могли выбрать канал, вскоре нашли какое-то старое кино, и начался долгожданный просмотр. Сара поднялась, накинула на плечи старое одеяло, которое обычно брал на ночь Фран, и они уютно устроились на диване.

Фильм оказался «Доктором Живаго». Они оба не знали, что это за жанр и сколько в нем серий, сначала думали, обычный полуторачасовой метраж, оказалось, нет; несколько раз, когда очередной эпизод подходил к завершению, они были уверены, что сейчас пойдут титры, но фильм продолжался и продолжался. Месяцы в нем шли за месяцами, годы сменяли друг друга. Сара принялась ворчать, что они испытывают терпение публики, зато Фран был совершенно зачарован. Сара, теплая и мягкая, тихо дышала рядом с ним, свернувшись калачиком, а на экране трещал свирепый русский мороз. Пока Фран наслаждался двумя последними эпизодами, Сара заснула, и он разбудил ее, когда титры наконец появились на экране.

– Ну, и что там было, пока я спала? – спросила она, зевая.

– Прошло двадцать лет, – ответил Фран.

– Во сне они у меня пролетели незаметно. Ну не глупо ли притащить домой телевизор, чтобы спать перед ним?

– Так он как раз для этого и служит, разве ты не знала? Лучшее на свете снотворное, очень экономичное.