Сантьяго Пахарес - Без обратного адреса

Сара засмеялась, повернувшись к нему милым заспанным лицом, и как-то само собой вышло, что они целуются, не в силах оторваться друг от друга. Фран, как ни был потрясен этой неожиданностью, деятельно развивал успех, а Сара нежно вела губами по его небритой шее, касаясь языком напрягшихся вен и впадины под ухом. Руки Франа полностью вышли из-под контроля, и оказалось, что все бесстыдные замечания Карлоса относительно груди Сары полностью соответствуют действительности – она была налившейся, твердой и гладкой, как спелые дыни. Сара нетерпеливо скользнула рукой в его брюки, но нашла лишь мягкий песчаный пляж там, где должна была возвышаться горделивая скала. Как ни старалась Сара искусными ласками приободрить его вялый член, ничего не выходило. Когда стало понятно, что все сроки, включая добавочные, вышли, Фран тихо признался:

– Ты ж понимаешь… тут надо выбирать – или героин, или это дело.

Сара, не в силах скрыть разочарования, тем не менее бодро произнесла:

– Ну, не беда. Не так это важно. У меня для тебя есть кое-что другое.

И вышла из комнаты, оставив Франа страдать на диване. Вернулась со шприцем в каждой руке.

– Этот-то укол я сама могу тебе сделать, – сказала она, посмеиваясь.

Фран застыл в отчаянии, не зная, как отреагировать. Он умирал от желания уколоться, но еще больше хотел Сару. Хотел и не мог получить одно, но мог, однако не должен был получить другое. Фран уставился на шприцы, боясь двинуться с места.

– Сара… спасибо. Нет.

– Да ладно?! Ну, тогда ты первый торчок в истории человечества, который отказался ширнуться на халяву.

Его передернуло. Душа отказывалась принимать, как она это все говорила. Торчок… ширнуться… халява. В ее голосе звучало презрение и высокомерие.

– Нет, Сара. Я не должен.

– Не должен? Что, мама не велит?

– Я на метадоне. Уже неделю не колюсь.

Сара, остолбенев, глядела на него. Вид у нее был возмущенный, словно ее обманывали и теперь обман открылся.

– Да ты же торчишь постоянно! Вот и этим утром… Ты принимаешь метадон и героин одновременно?!

– Нет, Сара, я просто напиваюсь. Конечно, свинство. Но хоть какая-то защита от ломки. Как анестезия. Сегодня утром я должен был целую бутылку выпить, очень плохо было.

– Ну и ну!

– Да, вот именно. Но все равно спасибо. Ты не думай, я могу оценить, что ты меня хотела угостить. Я понимаю, как это щедро.

С минуту они сидели молча и неподвижно. Между ними снова лежало огромное, как русская степь, пространство. Обсуждать стало нечего.

– Могу я попросить тебя об одолжении? – спросила Сара.

– Естественно.

– Ты мог бы сам сделать мне инъекцию?

Фран неприятно удивился. Что многие супружеские пары из наркоманской среды кололи друг друга, как бы подменяя этим свою половую жизнь, ему было известно. Но предложение вколоть героин, обращенное к человеку, который завязал… Это бестактно.

Фран молча взял шприц. Руки у него были более ловкими, чем у нее, – все же годы практики. С легкостью опытного хирурга он нашел ее тонкую исколотую вену и с первого раза попал. Пока медленно нажимал на поршень шприца, Сара смотрела на него глазами взбешенной кошки, и Фран понимал, что укол – своего рода наказание за его мужскую несостоятельность. Он будто колол сам себя. Наконец зрачки Сары расширились, тело обмякло, опустилось на диван, и только рука успела погладить его по бедру.

Когда Фран уходил из комнаты, вдруг услышал ее глухой голос:

– Не одолжишь пару монет? Я совсем на мели.

У него было восемь евро, заработанных ночью, и он уже протянул руку к заднему карману джинсов, но остановился.

– Извини. Я тоже без денег.

Голова Сары запрокинулась, глаза закатились. Она уже находилась на подступах к наркоманскому раю.

Эстебан помог им погрузить части деревянного лесного домика в старенький «Рено». Две панели не вместились, пришлось разобрать, поработав клещами, наконец загрузили и их, втиснув доски куда попало. Взяли ящик с инструментом, нужным для сборки домика на дереве – и молотки, и перчатки, и веревки, и проволоку, и уголки.

Давид положил себе на колени изрядную кучу никуда более не вместившихся деревянных деталей, и теперь, когда старенький автомобиль с его давно севшими рессорами потряхивало на лесной дороге, все это изобилие равнодушно било его в самые чувствительные места. Да, это не асфальт городов. Они еще не доехали до места, а Давид уже был весь в занозах – причем настоящие занозы были еще впереди.

Анхела показала им деревья, на которые планировала поместить лесной домик. Это были пять молодых, но крепких буков, и еще один гораздо старше их, в центре – очевидно, прародитель маленькой рощи. Стволы у подножия густо поросли мхом. Серые толстые корни, извиваясь, уходили в землю и были такими толстыми, что годились на первые ступеньки лестницы, ведущей в домик, который им надо было смонтировать. Анхела связывала толстые ветви и крепила их веревками к опорам, вбитым в землю, – они не хотели травмировать деревья болтами или гвоздями. Эстебан вытащил из грузовичка генератор и осветил лес мощным прожектором – стало светло, и можно было работать в безопасности. Анхела развернула чертежи, прижала их «дворниками» к ветровому стеклу грузовичка. Чертежи были сделаны профессионально, по всем правилам и с указаниями размеров. Сюда, в горы, пока не добралась программа «Автокад» со своими опциями изменения масштаба и объемной размерностью. Анхела раздала им дельные и краткие указания. Все это походило на инструктаж прораба, не питающего особых иллюзий относительно качества наемной рабочей силы.

В ту ночь Давид получил качественный мастер-класс по монтажу и плотницкому делу. Карьера молодого строителя была быстрой: начал он с того, что поддерживал лестницу, на которой работала вверху Анхела, потом передавал ей требуемые детали и доски, затем дорос до крепления веревками к стволу основных конструкций, закончил же ночь он триумфально: опасно свесившись с толстой ветви, крепил последние модули, заранее смонтированные их прекрасной предводительницей. Недурно для человека, который вызывал рабочего, если падала полка в шифоньере, а сам на это время улетал в Тулузу, где у очередного автора издательства возникли очередные неприятности.

Последние их усилия совпали с первыми лучами солнца. Вымотанные непривычной физической работой, пошатываясь после бессонной ночи, они созерцали плоды своих трудов с веселым восторгом. Воспоминания об этом восторге надолго переживут ссадины и синяки на пораненных неопытных руках. И когда надо будет сделать что-то, что покажется поначалу невыполнимым, они вспомнят эти минуты.

Платформа была примерно шести квадратных метров величиной. Прочная ограда не менее чем двухметровой высоты надежно ограждала маленьких обитателей домика и от падения, и от злых чудовищ. На два уровня можно было попасть по двум отдельным лестницам и трем прочным канатам с большими узлами – специально для особо отважных. Маленькая закрытая кабинка на уровне земли служила генеральным штабом и местом общего сбора.