Сантьяго Пахарес - Без обратного адреса

Вообще, что важнее, писатель или его произведение? Человек смертен, а текст его продолжает жить. Людям не дано ничего, что было бы ближе к бессмертию.

Джерай не отсылал в издательство никаких рукописей. Это значит, что Эстебан не продолжил сагу. Ничего с тех пор не писал. В этом пункте план Алисии не сработал, но она до сих пор продолжала управлять процессом, даже с той стороны бытия. Мяч перепасовали Давиду, играть надлежало теперь ему. Что ж… Если побеседовать с Эстебаном, уговорить его продолжить работу над сагой? Давид ему во всем будет помогать, он хороший редактор. Все сделает, чтобы Эстебан завершил свой огромный труд – защитит, поддержит, сориентирует. Помог же он Лео Баэле и многим другим. Но до разговора с Эстебаном не следует предаваться мечтам. Пока у него есть только надежда, не более.

Давид шел по улице с пакетом под мышкой, поглаживая обрез затрепанной книги – оригинала «Шага винта», единственный экземпляр которой автор подарил жене на день рождения. Сегодня Алисию похоронят, но секрет она не унесла с собой в могилу. Ее похоронят, а план продолжит осуществляться. Действительно, необыкновенная женщина.

На улице местные жители, покуривая, прислонившись к стене, разговаривали. Все об одном и том же – о главной новости дня. Рассказывали друг другу, какой они видели Алисию, делились воспоминаниями о разных случаях с ее участием, спорили о деталях. Давид прислушался.

– Красавица была она, ничего не скажешь, – говорил один.

– Редкая, – соглашался другой.

– И подумать, что вышла в конце концов за Эстебана!

– Да, вот уж кто мог перебирать женихов. Да она за любого могла у нас выйти! За любого, за кого пожелала бы. А вышла за него. Подумать, сколько лет прошло, а я все удивляюсь, словно это было вчера.

– Я тоже. Мы все тогда отпали, помнишь? Эстебан! Вот уж тюфяк, прости господи. Слова сказать не мог, заикался. А помнишь, что произошло тогда в школе, когда мы узнали, что они ходят вместе?

– Да уж, весь Бредагос только и обсуждал…

Давид решился пересечь улочку и подойти поближе. Женщины замолчали при приближении чужака.

– Простите, что прерываю вашу беседу, – произнес Давид, – но не могли бы вы уточнить… Кажется, вы говорили, что Эстебан с Алисией были знакомы еще в школе?

Кумушки изумленно переглянулись.

– Ну да, конечно.

– В местной школе, в Боссосте?

– Да. В какой же еще?

– То есть… – Давид считал в уме. – А когда же Эстебан уходил в плавания? И когда вернулся?

Женщины переглянулись и от души расхохотались, забыв о печальном событии, с которого начали. Хохотали они безудержно, поддерживая друг друга, чтобы не упасть. Шепотом объясняя, что произошло и присоединяясь к хохоту, подходили все новые люди. Наконец один спросил Давида:

– Это ты про его моряцкие истории?

– Да.

Все опять рассмеялись. Давид молча стоял и ждал, пока они успокоятся, переживая непонятное ему самому унижение.

– Да это он для детей старается, чтобы им интереснее было, вроде как все взаправду! Только у нас все знают, что его истории – вранье от начала до конца. Эстебан жил тут безвылазно, всю жизнь, и Алисия тоже. Как и все, кто тут стоит. Да его мать была раньше хозяйкой рыбной лавки, мы ее помним! Еще дразнили в классе, что она рыбой пропахла. А ты поверил, что он был моряком?

– Да, поверил.

Они опять стали смеяться. Давид быстро пошел прочь.

– Эй, ты чего, не злись!

Давид уходил все быстрее. Он был зол, но на себя. Он ведь действительно думал, что сюжеты Эстебана реальные, из жизни.

Не был Эстебан моряком. Откуда же брал все эти свои истории?

Мессу по Алисии служили в часовне Святого Томаса в последний час этого осеннего дня. Давид явился туда один, вспоминая, как они шли той же дорогой с Сильвией. Теперь они не были вместе – она в Мадриде, а он тут завершал свою миссию. Рядом с ним на мессу собирались десятки бредагосцев, но Давид чувствовал себя, как никогда, одиноким. В лесу перекликались ночные птицы.

Давид зашел в часовню и сел на скамью, как в прошлый раз. Открытый гроб с телом Алисии стоял в центре. Давид оглянулся: ни Эстебана, ни Анхелы. Было неловко, почти страшно встретиться взглядом с Эстебаном теперь, когда стало известно, кто он такой. Давид был взволнован и не уверен в себе. Он так и не осознал до конца события последних часов. Порой человек ждет чего-то как счастья, а когда оно наконец приходит, чувствует себя вроде обманутым, потому что пришло-то оно пришло, это счастье, но оказалось не таким, как он представлял. В гробу, таком на вид жестком, деревянном, сбитом железными гвоздями, лежало иссохшее, хрупкое тело покойной. Было странно думать, что гроб сделан из того самого дерева, которое сегодня рано утром Давид помогал везти в мастерскую. Анхела обила гроб изнутри белым сатином. Последний ее подарок Алисии. Женщине, приславшей ему конверт с отпечатками своих шести пальцев.

Все обернулись к вошедшим в часовню – падре Ривасу и Эстебану, который был в черном костюме и черных туфлях, довольно потертых. За ними стояла толпа – все явились на похороны Алисии, но в часовне поместились немногие, основная часть осталась снаружи, с поистине стоическим равнодушием перенося холод пиренейской ночи. Анхела стояла, держа за руку Томаса, недалеко от входа. Мальчик плакал.

Падре Ривас произнес:

– Благослови, Господь, собравшихся! Начнем мессу.

Все смиренно склонили головы, и падре начал обряд. Во время окропления гроба святой водой кто-то зарыдал в голос. Многие тихо плакали, стараясь не мешать таинству. Давид смотрел на Эстебана, а тот не отрывал взгляда от лица покойной жены. Вот человек, который написал лучшую книгу века и не знает о своей мировой славе. А сейчас он просто горюющий вдовец. Алисия велела в своем письме не сообщать ему о том, что она опубликовала его книгу… Что же делать? Давиду был нужен хотя бы час передышки от непрерывных, изматывающих волнений. Эстебан беззвучно утер слезы. Давид и сам едва не рыдал.

После мессы Давид хотел пойти в село, но заметил, что присутствующие берут свечи и прикрепляют их воском, соскобленным с подножия статуи святого Томаса, к стенам часовни. Он вспомнил, что так все делали после мессы в день святого. Теперь свечи горели в память об Алисии. За несколько минут поляна в горах преобразилась – древняя каменная часовня строго и торжественно пылала сотнями огней в холодной ночи.

Давид остановился перед статуей, долгие годы глядевшей на прихожан с высоты своей мудрости. Он закрыл глаза и помолился за упокой души Алисии – он, не молившийся с детства, когда его заставляли присутствовать на мессе. Слова молитвы всплывали из памяти и утешали. Открыв глаза, Давид увидел падре Риваса. Тот положил руку ему на плечо: