Инна Бачинская - Тринадцать ведьм

— А муж знал, что у жены любовник? — спросил Монах.

— Андрей Шепель? — Светлана задумалась. — Понятия не имею. Андрей нормальный мужчина, умный, успешный. Они плохо жили. Тома говорила, они перестали интересовать друг дружку, и детей не было. Может, и знал. Они все равно бы развелись, он даже на юбилее не был.

— А где же он был?

— Ну… я точно не знаю, — Светка пожала плечами. — Он примчался из Зареченска, ему из полиции позвонили. Нас всех допросили, но не отпускали, а тут он примчался. Влетает, смотрит на нас, ничего не понимает. В гостинице был с местной девицей, повезло, можно сказать, алиби налицо. А с другой стороны, у жены юбилей, а он подобрал какую-то деваху… Только это между нами, ладно? Мне он нравится, а Витка, если честно, была стервой, господи, прости!

— То есть Андрея Шепеля не было дома, когда произошло убийство?

— Не было. Только гости были. Восемь человек, кажется. — Она наморщила лоб, подсчитывая. — Ну да, восемь. Вита Шепель, Тома Сотник, Крамеры — Идочка и Толик, Русечка с Камалем и мы с Кирюшей. Еще были две домработницы, но они ушли пораньше.

— Как, по-вашему, жена любовника Виты… Ида Крамер, вы сказали? Она знала о романе мужа?

— Ида? — Светлана пожала плечами. — Понятия не имею. Я думаю, ей тогда было не до этого. Мы с ней встречались недавно, пили кофе, ей уже получше. Она славная — спокойная, приятная, настоящая леди. И одета шикарно, но без выпендрежа. Не то что Вита. Они с Томой над ней смеялись, за ее спиной, представляете? Я лично видела. Я говорю, Идочка, тебе бы, моя девочка, макияжик поярче и волосики чуть-чуть подсветлить в платину, приходи ко мне, займемся. Думаю, она ничего не знала, узнала прямо там… я думаю. Сейчас, конечно, знает! И следователь докопался. Стыд какой! Это все Вита! Толик возился с Идочкой как с ребенком, по всяким медицинским знаменитостям, на консультации, переживал за жену, а Вита его зацапала. Мужчины знаете какие, куда поманили, туда и пошел. Ой, ну я не про всех, конечно, Толик очень мягкий, а потом, я думаю, он просто устал. Идочка больная уже два года, вот он и… Одним словом, вы меня понимаете! — Светка слегка смутилась и замолчала.

— А ваш молодой человек… — спросил Монах. — Кирюша, вы сказали? С ним все в порядке?

— С Кирюшей? — Светка пренебрежительно махнула рукой. — А что ему сделается! Вообще-то мы разбежались. Он придурок, извините за выражение. А гонору, гонору! Пальцы веером, дружбаны на самом верху, все схвачено, все чики-пуки в шоколаде. А сам попался на перепродаже копеечной краденой тачки. Ну, не придурок, скажете? Стыдно сказать кому… козел!

— Отбывает? — спросил Монах.

— Ага, залетел на два года. Не везет мне с мужиками! Его, кстати, тоже тягали будь здоров, у него старая судимость, следак думал, это он Виту… и сейф обчистил. Я уже думала, все, кирдык, прикроют. Нет, выпустили, так этот придурок сразу же попался на краденой тачке! Хотя, с другой стороны, сейф обчистить он запросто, но убийство — нет! Не тянет.

— Света, вы не знаете, с кем дружила ваша подруга?

— Русечка? Ой, да у нее полно мужиков знакомых. Она же красотка, а фигура… зашибись! Они же с ума все сходили, лезли на подиум, пускали слюни. А потом поджидали на выходе. Только Русечка ни-ни, она замуж хотела.

— А подруги у нее были?

— Подруги? — Светка задумалась. — Ну, были, наверное. Тома Сотник, Вита Шепель, я… — Она вдруг ахнула и вытаращила глаза. — А если и меня тоже?! Мы с Русечкой дружили! А Тома ревновала Камаля, у них что-то было, и она умерла. Ее убили, да? — спросила она шепотом, переводя возбужденный взгляд с Монаха на Добродеева.

— Трудно сказать, следствие считает, это был сердечный приступ, — сказал Монах после паузы, обменявшись взглядом с Добродеевым.

— Ага, так они и скажут! Томка была здоровая тетка, какой приступ! И вообще, непонятно, она же ясновидящая! Могла предвидеть. Хотя Русечка ей не верила, говорила, лабуда, ничего не сбылось. А она ей нагадала проблемы, еще летом. Выходит, сбылось?

— А вам что она нагадала? — спросил Добродеев.

— Мне? Ничего! Мне эти дела пополам, боюсь даже лезть туда. От судьбы все равно не отобьешься. Нагадала, конечно, раз или два, ну, там, новое знакомство, черного принца… Я как услышала про черного принца, думаю, все, хорош, еще приснится! И вообще, это дело такое… спасешься от кирпича, попадешь под тачку. Лучше не знать. Томка вообще злая была, хотя все время лебезила и улыбалась. И Вита тоже. Мы, конечно, все дружили, но Томка уж очень прогибалась… прямо шестерка. Конечно, Вита богатая, денег немерено, а Томка гадалка, статус так себе. Если честно, — Светка понизила голос до шепота, — эта магия до добра не доводит! Может, Томка зацепила какую-нибудь нечистую силу, вот и доигралась. Темное это дело…

Ида не мигая смотрела на голубоватый потолок больничной палаты. Она почувствовала холодные дорожки на висках и поняла, что плачет. Снова больница… и неизвестно, что завтра. Капельница, игла, воткнутая в вену, марлевая наклейка… Тоска, безнадежность и страх. Она вспоминала, как шла по солнечной улице, как купила гиацинт, как развернула его дома и поставила на журнальный столик. Смотрела и не могла насмотреться на фарфоровые бледно-розовые лепестки, вдыхала нежный пряный запах и думала, что она жива, что скоро весна, что она уедет в Лимассол… Видение песчаного пляжика и голубого моря вызывало такую радость! А потом пришел Толя и сказал, что у них долги и дом придется продать. Она вспоминала, как закричала: «Не смей, я не хочу, не имеешь права!» А он оторвал от себя ее руки и сказал, что выхода нет. С такой злобой сказал… и еще сказал про стоимость ее лечения. Как будто это ее вина… а сам пожадничал, не уплатил страховку. И не будет теперь ни песчаного пляжика, ни морского бриза, ни ласкового моря. Ничего. Ни-че-го. И неизвестно еще, выйдет ли она из больницы… Она попыталась вспомнить, что с ней случилось, но в голове была пустота. Она помнила, как кричала на Толю, как он кричал в ответ, в голосе его были раздражение и злоба, и это было последнее, что она помнила. Его перекошенное от ненависти лицо, пятна на скулах… как всегда, когда он волнуется. Невнятные слова, заикается, злится. Он сжал ей пальцы, и она закричала от боли… И что теперь? Сколько она уже здесь? Надолго ли?

Дверь распахнулась, и в палату влетел Максим Максимович, Мэд Мэкс, известный в городе онколог, тощий и длинный человек в белом беретике и громадных мотоциклетных очках с голубыми стеклами. Был он энергичен, криклив и радостен как всегда. Его сопровождала толстая и неторопливая старшая сестра.

— Как тут моя красавица? — закричал Мэд Мэкс с порога. — Как моя любимая женщина? Выглядим хорошо, сестричка говорит, спала как младенец, назначения выполняются. Ну-с, как мы? Анатолий Васильевич, бедняжка, так испугался, что мы его хотели тут рядышком под капельницу! На нем лица не было!