Инна Бачинская - Тринадцать ведьм

— Вита была мне неприятна, я уже говорила. Ясновидящая Тамара тоже. Руслану я едва знала. Она флиртовала с моим мужем…

— То есть у вас был мотив убрать всех трех? — спросил Монах.

— Получается, был. — Ида улыбнулась. — Пожалуйста, никому не говорите. Но я не рисовала знаков, честное слово!

Монах чуть сжал ее руку. Ида порозовела, но руки не отняла.

— Я разболталась, да? Это от кофе. А на ночь выпью ваш отвар. А сеанс — это долго?

— Минут двадцать. Приступим?

— Я готова.

— Нужно лечь на пол, руки вдоль тела, расслабиться. Смотреть на меня необязательно, можно куда угодно.

Она улыбнулась.

— Что я должна почувствовать?

— Я не знаю. Радость, печаль, страх… возможно, чувство вины. У всех по-разному. Не сопротивляйтесь, смейтесь или плачьте. Я не буду смотреть.

Он отодвинул журнальный столик и, стараясь не закряхтеть, опустился на колени. Похлопал ладонью по ковру — Ида легко опустилась рядом, не сводя взгляда с Монаха.

— Я ничего не понимаю, — сказала она вдруг, заглядывая ему в глаза, словно искала защиты. — Я совершенно не разбираюсь в людях… Господи! Я не знаю, чего от них ждать! Мы совершенно не знаем друг друга…

— Это пройдет, — сказал Монах. — Не на все вопросы есть ответы, тут уж ничего не поделаешь. Люди действительно разные, нужно включать интуицию. Я научу. А сейчас расслабьтесь, Ида. Начните с кончиков пальцев на ногах, представьте, что вы погружаетесь в теплую воду… глубже, глубже…

Он простер руки над Идой ладонями вниз и вдруг загудел басом. Было похоже, что гудит большой мохнатый шмель. Звук вибрировал в пространстве, неуловимо менялся, «ум-м-м-ум» переходило в «бу-у-у». В ответ, казалось, зазвучали мебель и стены.

Ида рассматривала мощный торс Монаха, бороду, пучок волос, перехваченный кожаным шнурком, и думала, что он похож на волхва. Только нужно балахон вместо свитера. Жаль, нет горящих свечей. Красивая была бы картинка: на полу лежит женщина, над ней жрец, а вокруг потрескивают, сгорая, свечи. Женщина… мертвая? Она перевела взгляд на здоровенные ручищи Монаха — от них шло тепло. Оно охватывало ее грудь и живот и бежало по рукам и ногам. Затылок и грудная клетка стали резонировать в тон гудящему шмелиному звуку.

— Ум-м-м-м, — гудел Монах, слегка покачиваясь из стороны в сторону. — Б-у-у-у…

Ида вдруг расхохоталась истерически. Она хохотала, и слезы текли по вискам, пропадая в пепельных прядках.

Монах продолжал гудеть. Он гудел; Ида хохотала. Она перестала смеяться так же внезапно, как начала. Лежала неподвижно с закрытыми глазами. Монах перестал гудеть. Ему показалось, она не дышит. Он взял ее руку. Она спала. Монах перестал гудеть, сидел рядом, смотрел на нее. Лицо ее казалось вылепленным из воска — полупрозрачное, с голубоватыми тенями под глазами и на впалых висках. Тонкие пепельно-русые волосы напоминали перышки какой-нибудь луговой птички. Недолго думая, Монах улегся на ковре около Иды, сцепил на груди руки и тоже закрыл глаза. Прислушиваясь к ее едва уловимому дыханию, он думал. Выстраивал разные интересные комбинации возможных мотивов убийств, вспоминая интонации, отдельные слова, гримаску на лице… сопоставляя и определяя, где правда, где ложь, где недосказанность. Отделял зерна от плевел… пытался, во всяком случае.

Он задремал и увидел в мелком зыбком полусне черную фигуру человека… в большой комнате, неярко освещенной светом откуда-то сбоку… похоже, ночь… входит женщина… светлый размытый силуэт… вспыхивает светильник под потолком… слышны шаги… она оборачивается к тому, кто вошел…

Очнулся Монах оттого, что его погладили по голове. Он открыл глаза и увидел над собой лицо Иды. Они смотрели друг дружке в глаза…

— Леша, твоя машина на ходу? — спросил Монах своего друга и соратника Лешу Добродеева на другой день после неудачного интервью с вдовым бизнесменом Андреем Шепелем и вечернего сеанса у Иды Крамер.

— Куда едем? — встрепенулся Добродеев, в котором любопытство и склонность к авантюрам забивали всякие доводы рассудка и элементарную осторожность. А также зачастую понятия о приличиях.

— В Зареченск.

— В Зареченск? — удивился Добродеев. — По личному делу или как?

— Конечно, или как. Какие могут быть личные дела во время криминального расследования?

— И что мы там собираемся расследовать?

— Расскажу по дороге.

— Прорыв?

— Прорыв, Леша.

— Ты знаешь кто?

— Думаю, знаю. И зачем, тоже знаю. В смысле, мотив.

— Лечу! У твоего дома через час.

— Жду, — кратко ответил Монах.

Было восемь утра. Монах лежал на бугристом Жориковом диване, не замечая его рытвин и ухабов. До него долетали невнятные голоса супругов, назидающих детей, вопли маленького Олежки и плач девчонок, не желающих пить молоко. Все путем, теплый домашний очаг. Уже в который раз Монах подумал о собственном жилье, вспомнил тихий уютный дом Иды, где красивая мебель и пахнет хорошим кофе. И две ванные, во избежание драки между супругами. Хотя теперь хватит одной. Вспомнил, как они лежали рядом на полу, на толстом ковре; Ида спала, неслышно дыша, а ему привиделся сон про женщину и шаги. Руки их чуть-чуть соприкасались. Краешком, ее холодная и его горячая. Монах уставился на трещину в потолке. Рядом была другая, поменьше, напоминавшая нижнюю челюсть крокодила, раскрывшего пасть.

Ида… драгоценный манускрипт на непонятном языке… с картинками. Язык незнакомый, но то, что выглядит, как книга, имеет страницы, обложку и корешок, книгой является. Значит, что-то определенное сказать все-таки можно. Хоть что-то. Обложка, страницы, корешок… книга!

Нездоровая, испуганная, забившаяся в норку, способная на неожиданные выпады, защищаясь… Ледяная, сказал Добродеев, никаких эмоций! Муж, у которого любовница; он же любовник жены Андрея Шепеля. И его уже нет. Несчастный случай. Если бы не знак. Знак воды. Аксий. В Интернете их полно. Чертов знак. Все-таки убийство.

Монах неторопливо сел, затрещав пружинами лежбища, почесал бороду, потом затылок.

Анжелика спросила, просунув голову в дверь:

— Кофе будешь? Есть вчерашние котлеты, подогреть? Жорик отказался.

Монах вздохнул и сказал:

— Кусок хлеба, кофе сварю сам.

Анжелика фыркнула и захлопнула дверь.

— Олежка, ты в курсе, что арестованы сатанисты? Весь город прямо как с цепи сорвался, только об этом и говорят, — спросила она появившегося в кухне Монаха.

— Сатанисты? Что за сатанисты?

Свежий, умытый, с расчесанной бородой и пучком на затылке, Монах достал кофеварку, засыпал кофе, налил воды. Анжелика сидела рядом в расхристанном халате, расслабившись после бурного утра. Была очередь Жорика распихивать детишек в школу и детский садик. После воплей и визгов тишина, воцарившаяся в доме Шумейко, оглушала. Негромко звякал ложечкой Монах, лилась вода из крана, Анжелика сладко зевала и потягивалась.