Франк Тилье - Пандемия

Его глаза увлажнились. Он утер их рукавом своего костюма.

– Никто этого не знает. Даже Люси. Я… никогда не говорил об этом, с тех пор как это случилось. И черт побери, мне все так же больно!

Николя повернул к нему голову. Поворот шеи на сорок градусов, много значивший для Шарко.

– Ты видел, как я развожу сырость, сможешь всем рассказать. Повесьте это на стену в офисе. «Суббота, 30 ноября 2013 года, день, когда Шарко разводил сырость».

Он резко поднялся:

– Входя в твою палату, я думал, что попробую понять твой дух, но мне не хочется, и потом, это меня достало. Я не психолог, понятно? Грошовые проповеди – не мое это.

Он взял кофе Николя:

– Ты не хочешь, я полагаю. Ты прав, гадость ужасная.

Не дожидаясь ответа Николя, Шарко выбросил полный стаканчик в мусорное ведро. Поскольку Николя по-прежнему не произносил ни слова, он пошел прочь и развернулся уже в дверях. Белланже следил за ним глазами.

– Все мы поднимаемся рано или поздно. Люси потеряла своих близняшек, когда им едва исполнилось десять лет. В тот день, когда она узнала, что нашли тела девочек, та, что делит сегодня со мной жизнь, проехала шестьсот километров, чтобы увидеть их изуродованные трупы на столе для вскрытий. Представь себе, о чем она думала, когда ехала, одна, к моргу…

Он покрутил пальцем у виска и несколько минут помолчал.

– Вот-вот, подумай об этом хорошенько. Ее родные дочки, два единственных существа на свете, которые были смыслом ее жизни. А между тем она, я – вот они мы, держимся. Мы полицейские, Николя. Мы еще живы, и нам даже случается смеяться. Быть счастливыми, несмотря ни на что. Да, то, что досталось тебе, ужасно, печально, все, что хочешь. Но ты не один.

Он взялся за ручку двери:

– Я пойду и сяду на этот чертов рейс, буду копаться в дерьме и вдыхать запах смерти полной грудью. Ты даже представить себе не можешь, до какой степени мне это противно, но я все равно это делаю. Ты тоже скоро снова станешь полицейским, может быть, даже лучшим. И будешь делать все возможное, чтобы подобные драмы не разрушали другие жизни, другие семьи… Позвони мне, когда захочешь, и я тут же приду. А если не позвонишь, не стану тебе докучать.

Он вышел, не дожидаясь ответа. С сердцем, набухшим от слез. В коридоре он наткнулся на человека лет шестидесяти, очень сухощавого, с лицом морщинистым, как бывает у старых моряков после долгого плавания. Франк пожал ему руку:

– Я служу под его началом. Позаботьтесь о нем хорошенько, ему это понадобится.

Они поговорили несколько минут, и Франк удалился, полный горечи и печали.

И такой огромной ненависти, что она переполнила его.

В туалете он изо всех сил ударил кулаком в зеркало, разбив стекло на мелкие осколки.

Улица Лезаж, Фонтене-су-Буа.

Проливной дождь, черное небо, непонятно, день или ночь.

Амандина припарковалась на узкой тихой улице, обсаженной деревьями и застроенной частными домами. Капли бились о ветровое стекло и словно рисовали плачущие лица. В нескольких метрах от нее, по другую сторону улицы, лежало небольшое имение с дубовыми воротами и изгородью из подстриженных кипарисов. Круглая заасфальтированная площадка между домом и воротами, должно быть, служила парковкой для машины. Несмотря на сгущающиеся сумерки, Амандина увидела, что свет в доме нигде не горит.

Очевидно, Эрве Кремье дома не было.

Она вышла из машины и тихонько закрыла дверцу. На улице не было ни души. Она отметила отсутствие камер у ворот высотой едва ли полтора метра и спокойно вошла. Дождь струился по ее плечам, по обритой голове, холодные капли стекали на глаза. Нарушив границу частной собственности, Амандина спрашивала себя, что она здесь делает. Чистое безумие вломиться сюда, подобно вульгарной воровке.

Она кинулась к входной двери, попыталась открыть ее, но тщетно. Тогда она быстрым шагом обошла дом. Высокие кипарисы заслоняли его от соседей, и она чувствовала себя одновременно свободной и пленницей, испытывала и возбуждение, и страх. Позади не было двери, только два окна внизу и два на втором этаже. Все заперты и с двойными стеклами. Она прижала ладони к стеклу окна столовой. Ей были видны стол, стулья, классический опрятный интерьер. Она перешла к другому окну, выходившему в кухню. На что она надеялась? Увидеть большое объявление «Я распространил вирус гриппа»?

Она решила вернуться в машину и подождать возвращения Кремье, как вдруг услышала на улице шум мотора. Обороты снизились, Амандина отступила от стены и увидела две круглые фары, осветившие кипарисы за ней. Чей-то силуэт пробежал под дождем, открыл ворота, вернулся во внедорожник «шевроле» и припарковал его на асфальтовом кругу.

Мотор заглох… Тень устремилась к дому… В окнах загорелся свет…

Амандина укрылась в глубине сада между кипарисами, вся дрожа. Одежда ее промокла насквозь, капавшая с деревьев вода стекала по затылку, по спине. Время от времени она видела силуэт врача в квадрате света. Он появлялся и вновь исчезал из ее поля зрения, она не знала, что он делает.

Амандина дождалась, пока совсем стемнеет. Деревья колыхались от ветра, ветви похрустывали. Молодая женщина смотрела на лужу, образующуюся на лужайке. Кратеры дождя взрывались в ней, вода расходилась волнами. Ее взгляд привлекло движение у подножия кипарисов. Что-то черное как будто быстро перемещалось там. Но когда она подняла глаза, ничего не было.

Она решила ощупью подобраться к окну столовой. Был уже шестой час. Эрве Кремье сидел на диване и ел йогурт. Одновременно он смотрел телевизор. Амандина видела экран сбоку, но ей казалось, что это информационный канал.

Ну и что? Если он смотрит новости, значит виновен?

Защищенная тьмой, она всматривалась в лицо врача, наблюдала за его движениями. Лицо у него было круглое, полные щеки, маленькие усики. Он был одет в джинсы и синий свитер, на ногах клетчатые домашние тапочки. Выглядел он безмятежным и совсем не походил на сумрачного красавца, которого она представляла подле Северины Карайоль. Что он делал после исключения из сообщества врачей? Избрал ли другую профессию? Преодолел ли боль, неудачи? Он повернулся, похлопал несколько раз по дивану, и к нему запрыгнул йоркшир-терьер. Он погладил его, с улыбкой поцеловал в морду, потом вытянулся, лег головой на подушку, собака свернулась у него в ногах. Пять минут спустя он уже спал.

Амандина чувствовала себя глупой. И окоченевшей. Этот тип совсем не походил на террориста, которого она себе представляла. Она решила уйти. Тихонько вернулась к машине и уже хотела было включить зажигание, как вдруг у нее мелькнула одна идея. Она достала GPS-передатчик, прикрепленный под пассажирским сиденьем, – тот самый маячок, что позволял постоянно отслеживать местонахождение ее машины, – и задумалась. То, что пришло ей в голову, было не вполне законно, но в конце концов…