Марина Серова - А ларчик просто открывался

— Ну да, на спине, ногами к входу.

— Но ведь стреляли-то ему в спину, поскольку выходное отверстие явно в груди… Тебе не кажется, что, когда человеку стреляют в спину, падать он, скорее всего, будет лицом вниз? Особенно когда стреляют из мощного оружия да с близкого расстояния. Элементарная физика.

— Сие я и без тебя понял, — Сашка хорохорился, но выглядел смущенным. — Я загадал эту загадку нашим экспертам, но ответа до сих пор получить не могу. Сама понимаешь, у них там не один Хаврошин. Но честно говоря, не думаю, что положение тела может иметь решающее значение. А по-твоему, это что-то значит?

— Это значит, что его специально переложили на спину, чтобы создать видимость попытки сопротивления.

— Ничего не понимаю. Если, как я предполагаю, Хаврошин был наводчиком, какой смысл грабителям покрывать его, делая вид, что он сопротивлялся. Грохнули и грохнули!

— Все дело в том, что на самом деле икона налетчикам на фиг сдалась. Им было нужно убить Михаила, а чтобы создать для этого правдоподобный повод, они украли первую попавшуюся икону.

— Подожди, а зачем им его убивать просто так?

— Вовсе не просто так! Если ты помнишь, на суде Михаил отказался выдавать своих сообщников. И сделал он это потому, что решил: раз ему в любом случае светит срок, то уж лучше сидеть не за просто так, ведь сообщники останутся на воле, с деньгами. Он рассчитывал, что, когда выйдет, получит свою долю и сможет нормально жить. А деньги там, при ограблении банка, сам знаешь, были взяты не малые.

— Но ведь это только твое предположение…

— Ну и что… Скорее всего, именно так и было. Я разговаривала с матерью Хаврошина и узнала, что Михаил говорил, будто кто-то должен ему деньги.

— Ага… Только сообщники не захотели с ним делиться и решили попросту избавиться от парня, — Сашка явно заинтересовался моим рассказом.

— Совершенно верно.

— Но ведь это можно было сделать где угодно, зачем им было лезть в музей?

— Тогда гораздо легче было бы выйти на них. А так все очень складно: из музея крадут ценную икону — охранник становится случайной жертвой. Просто и надежно.

— И ты считаешь, что икона находится у одного из убийц?

— Я не считаю, а знаю. Я ее видела.

— И ты ее там оставила?! А вдруг он заметит, что кто-то обнаружил икону, и спрячет ее так, что нам никогда не найти? Мы же просто в этом случае ничего не сможем доказать.

— Не волнуйся, не первый год замужем. Я оставила ее в квартире, но перепрятала. Если в ближайшее время вор не заглянет в свой тайник, то мы успеем. Поэтому надо действовать быстро.

— Что значит действовать?

— У меня есть план, и я хочу, чтобы ты мне помог.

— Нет, подожди, я что-то не понимаю. Если икона была им не нужна, какой смысл хранить у себя дома такую улику. Гораздо логичнее было бы просто избавиться от нее.

— Ну откуда мне знать! Может быть, они истинные ценители искусства, или просто захотелось дополнительную деньгу сшибить… Тебе-то какая разница? Главное, что икона есть, и нам надо сделать все, чтобы она от нас не ушла.

— Ну и что ты задумала?

— Я хочу пойти к этому самому господину Магомедову и предложить ему за икону хорошие деньги…

— Стоп! То есть ты хочешь выступить в качестве приманки? Проще было бы просто ввалиться к нему, взять икону и… Да, но…

— В том-то все и дело, что «но»… Для того чтобы вломиться к человеку на законных основаниях, нужен веский повод, без которых санкции на обыск тебе не видать как собственных ушей. Слов матери Хаврошина для этого явно недостаточно. Мало ли с кем общался ее сын. Ведь на суде по делу об ограблении банка приятели Михаила никак не фигурировали, даже в качестве свидетелей.

— Не фигурировали, точно, это я уже проверил. Ты, конечно, можешь подать официальное заявление о том, что, по имеющимся у тебя сведениям, источник которых ты вправе не раскрывать, она находится в квартире некоего Магомедова… Хотя вряд ли даже в этом случае нам удастся добиться санкции на обыск. Любой мало-мальски смыслящий в своем деле адвокат тут же предъявит нам обвинение в том, что задержание проведено не по правилам и что икону мы могли сами подбросить. Стоп, — у Сашки загорелись глаза, — кажется, придумал… Отпечатки пальцев! На иконе должны быть отпечатки пальцев Магомедова и не хрена тебе соваться в его квартиру. Даже если он будет отрицать свою причастность к похищению иконы, от пальчиков своих он отказаться не сможет. Разве что отрубит, — Сашка победно заулыбался.

Пришлось охладить его пыл.

— А с чего ты вообще взял, что на иконе есть отпечатки? — ехидно поинтересовалась я.

— То есть как это?

Павлов выглядел удивленным, но я тянула паузу, и он, кажется, сам засомневался в правильности своего гениального предположения.

— А ты что думаешь, в доме у Магомедова нет ни одной тряпки? Да стер он твои отпечатки! То есть свои, естественно. А концы в воду. Или он, по-твоему, совсем идиот?

— Так что, этот номер тоже не пройдет? — Сашка явно был расстроен.

— Не пройдет. Поэтому я и предлагаю следующее. Скажешь своему начальству, что твой осведомитель, то бишь я, может оказать помощь в поиске украденной из музея иконы Тверской Богоматери. На подобное сотрудничество со мной твое руководство согласится?

— Думаю, без проблем.

— Вот и прекрасно. Снабдишь меня диктофоном или каким-нибудь другим хитрым приспособлением. Я во всеоружии заявлюсь к Магомедову и заставлю его рассказать мне об иконе. Главное, вынудить его сознаться, что она у него. Ну и в тот самый момент, когда он расколется, ты со своими ребятами возьмешь его с поличным.

— Ну допустим. Но в этом случае, что мы сможем ему инкриминировать? Хранение краденого — не больше. Он ведь себе не враг. Ежу понятно, что твой Магомедов всячески будет отпираться от причастности к краже и уж тем более к мокрухе. Скажет, что просто купил икону у какого-нибудь скупщика, и все. Как тогда доказать, что он имеет отношение непосредственно к самой краже и к убийству?

— А это уже не моя забота. Я предлагаю тебе единственный, на мой взгляд, вариант, как прищучить этих молодчиков, а раскрутить их на признание — твоя головная боль. Сможешь снабдить меня всей необходимой аппаратурой и подогнать своих ребят — хорошо. Не сможешь, тогда я просто возьму ее потихоньку и передам своему клиенту, а уж как вы там дальше будете разбираться, меня не волнует.

— Хорошо-хорошо, не горячись! Теоретически такой вариант возможен, но практически… Это ведь опасно…

— В каком смысле?

— Черт его знает, что взбредет в голову твоему Магомедову. Вдруг он испугается и решит, что лучше от тебя избавиться?

— Все, конечно, может быть, но, сам подумай, не станет же он убивать меня в собственной квартире… К тому же я знаю, что за моей спиной крутые ребята — под твоей защитой ничего не страшно, — решила я польстить Павлову и как бы между прочим провела рукой по своей ноге выше колена.