Алан Брэдли - О, я от призраков больна

Я задержала дыхание.

Минула целая вечность, пока она наконец медленно не пошла в вестибюль и не скрылась из виду.

Я опять подождала, пока звук шагов стихнет.

– Жаль, не так ли, – сказал голос почти у меня над плечом, – когда люди не ладят?

Я чуть не выпрыгнула из кожи.

Я резко обернулась и увидела Марион Тродд с загадочной – или страдальческой – полуулыбкой на лице. Несмотря на элегантный, хорошо скроенный костюм, темные очки в роговой оправе придавали ей вид племенной принцессы, которая втерла пепел вокруг пустых черных глаз, готовясь принести жертву в джунглях.

Она все время была здесь. Подумать только, что я ее не видела и не слышала!

Мы двое стояли неподвижно, уставившись друг на друга в полутемном коридоре, не зная, что сказать.

– Извините, – произнесла я. – Я кое-что вспомнила.

Это была правда. Вспомнила я вот что: хотя я вовсе не боюсь мертвецов, среди живых есть персоны, от которых у меня мурашки по коже, и Марион Тродд – одна из них.

Я повернулась и быстро пошла прочь, до того как из ковра вылезет что-нибудь ужасное и засосет меня в ткань.

Отец сидел за кухонным столом, слушая тетушку Фелисити. Это больше, чем что-либо другое, заставило меня осознать, как сильно – и как быстро – съежился наш мирок.

Я молча – или мне подумалось, что молча, – скользнула в кладовую и отрезала себе ломтик рождественского пирога.

– Это все давно в прошлом, Хэвиленд. Прошло десять лет, и я молча наблюдала, как ухудшаются ваши обстоятельства, надеясь, что однажды ты возьмешься за ум…

Смехотворная ложь. Тетушка Фелисити никогда не упускала возможность вставить критическую шпильку в колесо.

– …но напрасно. Это нездоровая ситуация, что дети живут в таких варварских условиях.

Дети? Она считает нас детьми?

– Пришло время, Хэвиленд, – продолжала вещать она, – прекратить все это и найти себе жену – предпочтительно богатую. Не подобает выводку девиц воспитываться мужчиной. Они становятся дикарями. Хорошо известный факт, что они не развиваются должным образом.

– Лиззи…

– Флавия, можешь выйти, – окликнула меня тетушка Фелисити, и я зашаркала на кухню, слегка устыдившись, что меня поймали за подслушиванием.

– Понимаешь, что я имею в виду? – мрачно спросила она, тыкая в меня пальцем, ноготь которого был цвета засохшей крови.

– Я взяла кусочек рождественского пирога для Доггера, – сказала я, надеясь, что она почувствует себя ужасно. – Он так тяжело трудится… и часто не находит времени поесть.

Я взяла черный пиджак Доггера, висевший на двери, и накинула его на плечи.

– А теперь прошу извинить меня… – сказала я и вышла из кухни.

Холодный воздух щипал меня за щеки, колени и костяшки пальцев, пока я брела сквозь падающие хлопья снега. Узкая дорожка, которую кто-то расчистил лопатой, уже начинала вновь заполняться снегом.

Доггер в рабочем комбинезоне был в оранжерее, подрезая ветки падуба и омелы.

– Брр! – сказала я. – Холодно.

Поскольку он не имел склонности отвечать на болтовню, он не отреагировал.

Рождественской елки, которую нам обещал Доггер, нигде не было видно, но я подавила разочарование. У него, скорее всего, не хватило времени.

– Я принесла тебе пирог, – сказала я, отламывая половину и протягивая ему.

– Благодарю, мисс Флавия. Чайник закипает. Выпьете со мной чаю?

Точно: на садовой скамейке в задней части оранжереи на маленькой электроплите старый оловянный чайник возбужденно испускал струи пара из-под крышки и из носика.

– Надо поднять «Глэдис», – сказала я, и, пока Доггер ополаскивал две грязные чашки, я достала свой верный велосипед из угла, где он лежал, и осторожно размотала защитную упаковку, в которую после тщательного смазывания маслом Доггер убрал его на зиму.

– Выглядишь довольно неплохо, – сказала я шутливо.

«Глэдис» – велосипед марки BSA, когда-то принадлежавший Харриет.

– Довольно неплохо, – подтвердил Доггер. – Несмотря на зимнюю спячку.

Я поставила «Глэдис» на опору позади нас и пару раз нажала на звонок. Приятно услышать ее жизнерадостный голос посреди зимы.

Некоторое время мы сидели в дружеском молчании, потом я сказала:

– Она довольно красива, не так ли? Для своего возраста?

– «Глэдис»?…или мисс Уиверн?

– Что ж, обе, но я имела в виду мисс Уиверн, – сказала я, радуясь, что Доггер понял ход моей мысли. – Ты думаешь, отец на ней женится?

Доггер сделал глоток чаю, поставил чашку и выбрал веточку омелы. Он подержал ее за основание, как будто взвешивал, потом положил.

– Нет, если не захочет.

– Я думала, у нас не будет украшений, – заметила я. – Режиссер не хотел тратить время на то, чтобы их убирать, когда они начнут съемки.

– Мисс Уиверн решила иначе. Она попросила меня подобрать елку достаточных размеров для вестибюля к ее субботнему представлению.

Мои глаза расширились.

– Чтобы напомнить ей о елках ее детства. Она сказала, что ее родители всегда ставили елку.

– И она попросила тебя принести ветки падуба? И омелы?

– Да, сэр, да, сэр, три полные сумки, сэр, – улыбнулся Доггер.

Я обвила себя руками, и не только от холода. Даже самая незначительная шутка Доггера согревала мое сердце – и, возможно, делала слишком смелой.

– А твои родители? – спросила я. – Они ставили елку, имею в виду? И падуб, плющ и омелу, и всякое такое?

Доггер ответил не сразу. По его лицу пробежала легчайшая тучка.

– В той части Индии, где я жил ребенком, – наконец ответил он, – омелу и падуб нелегко найти.

Кажется, я помню, что украшал манговое дерево на Рождество.

– Манговое дерево! Индия! Я не знала, что ты жил в Индии.

Доггер долго молчал.

– Но это было давным-давно, – сказал он, будто очнувшись от сна. – Как вы знаете, мисс Флавия, моя память не такая, как прежде.

– Ничего-ничего, Доггер, – ответила я, похлопывая его по ладони. – Моя тоже. Да вот, не далее как вчера я держала в руке щепотку мышьяка и куда-то положила его. И ради всего святого, не могу вспомнить, что я с ним сделала.

– Я нашел его в масленке, – сказал Доггер. – Я позволил себе вольность положить его в каретный сарай от мышей.

– Масло и остальное? – спросила я.

– Масло и остальное.

– Но не масленку?

– Но не масленку, – сказал Доггер.

Почему в мире больше нет таких людей, как Доггер?

Вспомнив отцовские приказы не болтаться под ногами, я провела остаток дня в лаборатории, внося последние поправки в консистенцию моего мощного птичьего клея. Добавка нужного количества бензина не даст ему замерзнуть.

До кануна Рождества оставалось всего сорок восемь часов, и я должна быть готова. Места для ошибки нет. У меня будет лишь один шанс пленить Деда Мороза – если он и правда существует.