Марина Серова - Грабь награбленное

На лице Сурковой были видны следы мучительной мыслительной деятельности. После долгого молчания она, наконец, произнесла:

— Я согласна. Давайте бумагу.

Я протянула листок и ручку. Инна Георгиевна взяла их нерешительно, кажется, она еще сомневалась.

— Поспешите. У меня два билета на самолет до Тарасова, — подталкивала я ее к действиям.

— Для кого?

— Для меня и для вас. Я все заранее приготовила, — посмотрев на часы, я добавила: — У нас не больше двух часов.

Вытирая платком заплаканные глаза, Суркова пододвинула к себе бумагу и принялась за дело, с особым старанием выписывая строки о шантаже со стороны Подольского и о том, что это заставило ее покинуть город.

Я взяла в руки исписанный листок, прочла и, утвердительно кивнув головой, убрала его в сумку.

— Да, у меня к вам убедительная просьба: не называйте моего имени, — обратилась я к Инне Георгиевне, — пусть ваше признание будет абсолютно чистосердечным, рожденным потребностью совести. Так будет лучше для вас.

Я умолчала о том, что это и для меня будет лучше. Ни к чему все эти расспросы: что, да зачем, да как.

Всю дорогу мы не общались. Суркова была мрачной, ничего не ела. Когда мы приземлились в Тарасове, она спросила:

— Что же дальше?

— Я вас подвезу. У меня машина здесь на стоянке. Набирайтесь мужества. Что я могу вам еще сказать?

— Я с дочерью хочу увидеться сначала, поговорить, — произнесла Инна Георгиевна, опустив глаза.

— Хорошо. Тогда сделаем так.

Я взяла в руки сотовый и набрала номер Кири.

— Да. Кирьянов.

— Это Таня. Ты хорошо помнишь обстоятельства того дела, которым я сейчас занимаюсь?

— Да, в общем.

— У меня в руках письменное чистосердечное признание. Ты не мог бы организовать, чтобы за Сурковой подъехали в лагерь через часок и чтобы помягче все как-то было? Ну, ты меня понимаешь.

— Раз плюнуть. Только я толком не пойму: чье признание, в чем?

— При встрече расскажу. Сейчас не время. Пока. Ну что, едем? — Я посмотрела на Инну Георгиевну.

Она кивнула головой. Когда мы подъехали к лагерю, я попросила Суркову немного побыть в машине. Она волновалась, теребила в руках носовой платок, вглядывалась в даль, но все же согласилась. Я застала Екатерину за чтением книги.

— Таня? — радостно и удивленно спросила она.

— Я за расчетом, — последовал сухой ответ.

— Что? — В глазах Курбановой засветилась надежда. — Мама?

Я кивнула головой.

— Где? — трепеща всем телом, зашептала Екатерина.

— Я за расчетом, — повторила я.

Курбанова отсчитала мне нужную сумму, принеся деньги из другой комнаты.

— Жди здесь, — сказала я.

Подойдя к машине, я открыла дверцу и жестом дала понять Сурковой: нужно выходить. Она не спеша побрела в сторону особняка, ни разу не оглянувшись. По дороге из лагеря, неподалеку от него, я встретила милицейскую машину, в которой, помимо оперов, заметила Орлова. Это говорило о том, что он во всем сознался и едет на место первого преступления. Как оказалось, я вовремя доставила туда заказчицу убийства. Наверное, Киря и предупредить ни о чем не успел. Впрочем, это было уже не важно — Орлов и Суркова в руках милиции, а Подольского, ознакомившись с признанием Инны Георгиевны, тоже возьмут и соответственно накажут.

Плюхнувшись на диван после сытного вкусного ужина, собственноручно приготовленного, я взяла в руки мешочек с гадальными костями. Дело было закончено и впереди пока — неизвестность и пустота.

2+20+25 — веселые развлечения вскружат вам голову.

Развлечения — завтра, а сейчас — спать!