Питер Мейл - Приключение на миллион

— Что же, капитан, я тоже с нетерпением буду ждать описания украденных вещей. Позаботьтесь о том, чтобы полный список лежал у меня на столе к двум часам. — Он собрал со стола бумаги и, покачивая головой, как будто в недоумении от идиотизма подчиненного, вышел из комнаты.

Merde . Бонфис обезглавил еще одну сигарету. Поллюс не сказал ему о том, что именно пропало, потому, что Поллюс не хотел, чтобы он это знал. Наверное, речь идет о наркотиках. Как это неприятно, ему совсем не хочется ввязываться в грязную историю. Он нашел номер телефона гостиницы Поллюса и снял трубку.

В сотне миль от него Анна и Беннетт стояли, прижавшись друг к другу, в кабине общественного телефона на главпочтамте города Пулеск. Они физически и морально поддерживали друг друга (правда, больше все же физически) в ожидании, когда их соединят с По. Беннетт с неохотой оторвал губы от шеи Анны — он проводил очередное исследование на шелковистость ее кожи в этом районе, — когда в трубке раздался сухой голос По.

Разговор длился всего пару минут, и собеседники не тратили время на обмен любезностями. Беннетт дал исчерпывающие указания: оставить деньги в церкви, там-то и там-то, к пяти часам этого дня. Когда деньги будут у них, а они сами окажутся в безопасности, он проинформирует По, где тот сможет забрать кейс. Вот и все.

Во второй раз этим утром они зашли в церковь, прошли по нефу, остановились у места, где будут спрятаны деньги, а потом прошли в тайную комнату и вышли на улицу через заднюю дверь. Здесь будет ждать Анна с машиной. Они уехали из Пулеска и направились в Симиан-ла-Ротонд, в маленький ресторанчик с прекрасным видом, чтобы в первый раз пообедать в качестве любовников. И, как это обычно бывает у влюбленных, они смотрели на мир сквозь розовые очки и строили воздушные замки.

Сначала они поедут в Италию. Они подадут заявление на восстановление утерянных паспортов и некоторое время проведут на вилле д’Эсте. Как только паспорта будут готовы, они двинутся в Швейцарию и там найдут приличный маленький банк, куда положат свой миллион. Ну а затем… затем весь мир будет лежать у их ног.

Анна перегнулась через стол и сняла с Беннетта темные очки.

— Так-то лучше. Теперь я вижу твои глаза. Ты ведь понимаешь, что мне придется вернуться в Штаты. По крайней мере, на какое-то время. Ты поедешь со мной?

Уехать из Сен-Мартина, от опасного соседства с мстительным Джулианом По не представлялось Беннетту особой проблемой. Сложнее было смириться с тем, что ему придется покинуть Францию. Однако гораздо хуже будет, если они разлучатся хоть на день. Это Беннетт знал твердо.

Он отодвинул графин с вином в сторону и накрыл ее руку своими ладонями:

— Конечно, я поеду с тобой.

— Точно?

— Если пообещаешь мне одну вещь. Никогда не проси меня надевать бейсбольную кепку, особенно козырьком назад.

Они заказали кофе и придвинули стулья к каменной стене террасы, чтобы насладиться открывавшимся перед ними пейзажем. Прямо под их ногами земля резко обрывалась на несколько десятков метров, а дальше переходила в низкую, поросшую изумрудного цвета травой равнину, которая простиралась почти до самых гор Люберона, призрачно маячивших на горизонте в голубоватой дымке полуденной жары. Сама равнина была как будто нарисована кистью живописца — слегка размытая акварель, обрамленная голубым. Голова Анны легла Беннетту на плечо, и он уставился вдаль в полудреме, представляя себе совместное будущее. Надо сказать, эта картина ему очень нравилась.

Они сделали короткую остановку по дороге в Пулеск. Беннетт нырнул в кусты и вынырнул оттуда уже монахом, причем весьма упитанным монахом, с выпирающим животиком, который поддерживал широкий кожаный ремень. В конце концов они отказались от тряпок и сделали ему живот из бумаги — и легче весом, и не так жарко, — поэтому он ощущал кожей легкое покалывание от нескольких экземпляров «Ле Провансаль», хорошенько смятых и помещенных в чулок Анны. Беннетт осторожно уселся на пассажирское сиденье. Напряженные, они в молчании проделали остаток пути, медленно въехали в город и остановились в нескольких кварталах от собора.

Беннетт сделал глубокий, нервный вдох:

— Пожелай мне удачи!

Проходящие могли бы увидеть удивительное зрелище — постриженный монах целовал в губы молодую женщину, но, к счастью, мимо них никто не прошел. Беннетт вылез из машины, обеими руками поддернул кверху свое новоявленное пузо, завесил лицо капюшоном и быстрой походкой направился к церкви — руки скрещены на груди, голова опущена, бумажный живот тихо шелестит в такт шагам.

Высокие платаны занавешивали аллею своей тенью, поэтому Беннетту пришлось на секунду остановиться, чтобы дать глазам привыкнуть к полутьме после слепящего света площади. Он подошел к задней двери церкви и быстро глянул направо и налево. Никого. Повернул ручку двери, дернул. Никакого результата. Идиот. Двери открываются внутрь. Он еще раз повернул ручку, толкнул дверь. Не поддается. Живот свело от нервного напряжения. Видимо, кто-то закрыл дверь на щеколду изнутри. Вот черт, ему придется идти через центральный вход.

На площади перед церковью Жерар и его напарник мучились, сидя в раскаленной на солнце машине. Громкость сигнала была снижена почти до нуля, поэтому они слышали только глухой равномерный гул, возвещавший о том, что маячок работает и что сумку с деньгами, которую они оставили в церкви, пока не забрали. Жерару уже надоело слушать жалобы напарника на ужасную жару.

— Ты думаешь, что нам плохо, — сказал он. — А вот каково вон тому несчастному, завернутому в одеяло? — Оба посмотрели на упитанную фигуру монаха, который торопливо взбирался по ступеням церкви. — Одного вида достаточно, чтобы навсегда остаться атеистом. — Он взглянул на непонимающее лицо напарника и покачал головой. — Ладно, забудь. Расслабься, недолго осталось ждать.

Беннетт стоял в конце нефа и ждал. Коленопреклоненная женщина перед алтарем поднялась наконец и пошла зажечь свечу. Она повернулась, увидела его, подошла и почтительно склонила голову.

— Отец мой, — сказала она.

Беннетт ощутил приступ паники. Что он должен на это ответить? И должен ли вообще что-то говорить? Он кивнул ей в ответ.

— Благословляю тебя, дитя мое, — сказал он.

Она благодарно улыбнулась. Хм, а ведь униформа — это не так и плохо, дает немало привилегий, подумал Беннетт.

Он нырнул во вторую боковую часовню и пошарил за почерневшей от времени ракой. Пальцы его нащупали нейлоновую ткань, и он выпустил из груди долгий выдох облегчения. Дрожащими пальцами расстегнул ремень и поменял новости вчерашнего дня на миллион долларов наличными. Газеты он засунул подальше за раку, туда, где нашел сумку с деньгами. Делая колоссальное усилие, чтобы не перейти на бег, прошел в тайную комнату, закрыл за собой дверь и вышел на улицу. Через несколько минут Беннетт уже сидел в машине, бледный, мокрый от пота, дрожащий от переизбытка адреналина. Он взял руку Анны и прижал ее к набитому деньгами округлому выступу под рясой.