Анна Малышева - Отель «Толедо»

– Ты… всерьез? – недоверчиво спросила художница.

Варвара издала неприязненный смешок:

– Ну, не изображай невинность, тебе не идет. Петер Моол внезапно заснул после ухода приятеля… Очень крепко заснул, так что разбудить его не удалось. Может, время пришло. А может быть…

Она замолчала, отмахнувшись, словно показывая, что объяснения излишни. Ощущая явственную дрожь вдоль позвоночника, Александра вновь взглянула на дряхлого старичка. Тот мелкими шажками продвигался ближе к трибуне аукциониста. Должны были объявить новый лот. В зале слышались болтовня, негромкий смех. Александра заметила рядом со сценой эффектную пару, ради которой задержали начало торгов. Мужчина в черном костюме стоял, скрестив руки на груди, светловолосая девушка в черном платье озиралась, кого-то отыскивая взглядом в толпе. Найдя, махнула рукой. Александра увидела, как навстречу ей пробирается Эльк Райнике со своей неизменной любезной улыбкой. Варвара, чуткая, как все ревнивцы, мгновенно перехватила взгляд художницы:

– Да-да, на них стоит посмотреть! Рекомендую: отец и дочь, стоят друг друга, голубчики… Не знаю, кто из них хуже! Заметил, они в трауре? Носят его по тому самому старику, по Петеру Моолу, который умер в октябре. Они ему приходятся сыном и внучкой. Ходят с постными минами, а сами рады-радешеньки, что зацапали наследство! Может быть, они и поторопили деда с уходом на тот свет… Уж очень он зажился! Сын-то вряд ли на такое пошел бы, он просто жадный, но вот девица за грош придушит…

Последние слова Варвара прошипела с ненавистью. За этим по обыкновению должен был последовать занимательный рассказ о злодеяниях и пороках пары в трауре. Александра ждала… Но собеседница молчала. Торг все не начинался. Эльк Райнике стоял рядом с блондинкой и, улыбаясь, слушал ее болтовню. Стекла его очков отсвечивали, глаз было не различить. Зато глаза блондинки Александра видела ясно. В этих ярко-голубых, чуть раскосых глазах читалось неприкрытое восхищение, почти обожание. «Как глупо! – сказала себе художница. – Глупее некуда! Ведь я его ревную к этой девушке!»

– Что ты молчишь? – опомнилась она, поворачиваясь к Варваре. – Я думала, сейчас будет целая история с кинжалами и отравленными кубками!

– Как-нибудь потом, – ответила та с не свойственной ей сдержанностью. – Здесь слишком много глаз и ушей. Да и потом… Расскажешь тебе, а ты все передашь своему ненаглядному часовщику. Он принесет на хвосте своим друзьям, Дирку Моолу и Анне… Да-да, они старые друзья! И у меня будет куча проблем.

– Если это тайна, я никому не расскажу! – пообещала Александра, которую все больше интриговала такая таинственность.

– Нечего, расскажешь! – заявила Варвара. – Тс-с, смотри! Сейчас начнется то, ради чего пришли Моолы, папа с дочкой… Готовится нечто особенное!

Александра вместе с ней обернулась к сцене. На столе был только что выставлен для обозрения новый лот – множество фарфоровых фигурок, которые издали невозможно было хорошенько разглядеть. Художница видела только спины и затылки участников аукциона. Аукционист, вглядываясь в лежавшую перед ним памятку, заметно волновался. Он достал из кармана платок, аккуратно промокнул лоб и гладко выбритую верхнюю губу, затем послал в зал улыбку, ни к кому конкретно не обращенную, и откашлялся.

– Мейсенский фарфор, господа! – возгласил он по-английски. – Знаменитая серия «Дети садовника», одна тысяча семьсот сороковой год. Господа, обращаю ваше внимание на то, что представлены все двадцать три пары, сделанные в одна тысяча семьсот сороковом году! Идут одним лотом! Исключительный случай для коллекционеров! Сохранность высокая, сертификат подлинности выдается на каждую фигурку в отдельности. Повторяю, господа, «Дети садовника», автор Иоганн Иоахим Кендлер. Начальная цена… Вижу, менеер , спасибо, раз!

Торги начались бурно. Цена набавлялась непрерывно, страсти накалялись. Хендрик ван Тидеман от возбуждения грыз набалдашник своей трости. Моолы, отец с дочерью, держались чинно и спокойно, словно и впрямь присутствовали на похоронах. Эльк, так и оставшийся рядом с ними, также не проявлял признаков волнения. Он наблюдал за происходящим с интересом, в котором не было заметно ничего личного. Елена Ниловна, спавшая в кресле за спиной у Александры, внезапно издала короткий зловещий храп. Художница, чьи нервы были натянуты, так и подскочила.

– Ну и ну, – негромко проговорила Варвара, когда торги на пике всеобщего возбуждения внезапно закончились. Шум схлынул, словно вал грязной пены, унося за собой последние отдельные выкрики. – Недооценила я Бертельсманна… Слышала, за сколько ушла серия?

– Что? – пробормотала в ответ Александра. – Я прослушала…

– Любовалась на своего красавца? Вечером наглядишься, у Елены Ниловны! – с легким презрением ответила Варвара. – Не понимаю, что ты в нем нашла?! Полное ничтожество!

– Постой, разве Эльк там будет?

– Все там будут! – Варвара кивнула в сторону сцены. – И папаша с дочкой, Моолы, и Тидеман. И твой красавчик, конечно. Сама-то пойдешь?

– Разумеется! – твердо ответила Александра, следя за тем, как под гром аплодисментов фигурки уносят со сцены. – Встречаемся, как ты сказала: Эммаплейн, в восемь часов. Только где точно?

– Не потеряемся! – с уверенностью заявила Варвара. – Площадь маленькая!

Эльк тем временем оставил своих друзей и, найдя взглядом Александру, направился к ней.

– Не правда ли, грандиозно? – оживленно воскликнул он, приблизившись к женщинам. – Все двадцать три пары фигур! Никогда не встречал полного комплекта! Я думал, это невозможно!

– Это невозможно дорого, – сухо парировала Варвара также по-английски, вздернув плечи. Рубин в ее жабо блеснул, словно капля свежей крови. – Даже за полный комплект. Даже при условии подлинности.

– Подлинность доказана экспертизой, и не одной! – возразил Эльк. – Да, так вот, о чем я… Он повернулся к Александре:

– Я думаю, самое интересное позади, так что мы можем идти, Саша!

– Идите-идите, – с ироничной улыбкой напутствовала их Варвара. – Вечером увидимся. Может быть, я успею еще кое-кого расспросить о твоей Наде. Так запомни – встречаемся в восемь, на Эмма-плейн! Не опаздывай, Елена Ниловна этого терпеть не может.

– Как, Саша? – Очки Элька удивленно блеснули в свете люстр. – Ты тоже приглашена? Я понятия не имел, что ты знакома с госпожой Стоговски!

Он был поражен, и как показалось Александре, поражен неприятно. Она кивнула, наблюдая за тем, как Эльк пытается скрыть свои чувства. На его губах вновь появилась улыбка, настолько искренняя и убедительная, что художница невольно задалась вопросом: а не актер ли перед ней?

«И если актер, то гениальный! – говорила она себе, простившись с криво улыбавшейся Варварой и направляясь вместе с Эльком к выходу из зала. – Быть может, я для него действительно только выход на московский рынок, что в условиях кризиса очень ценно. Хотя… Собственно, так это и есть! И неизвестно, отчего мне в голову лезли всякие романтические бредни!»