Анна Малышева - Отель «Толедо»

– Женщина с такой вот прической! – Александра собрала над ушами короткие хвостики из волос, показывая, какая прическа была у тени в окне. – Это была та женщина, которая привезла в гостиную торт? В черном костюме, из кондитерской? Может, она переодевалась здесь?

Горничная смотрела на нее ошеломленно и испуганно. «Я кажусь ей помешанной! – догадалась Александра. – Она же попросту меня боится!»

– Нет-нет, – проговорила девушка, ставя корзину на пол и копаясь в накладных карманах короткого холщового передника, повязанного поверх джинсов. – Вот, видите ключ? Хозяйка только час назад дала его мне, чтобы я сняла белье. Вчера никто не отпирал чердак!

И она прокрутила на пальце кольцо, на котором был прицеплен ключ.

– Но кто-то здесь был! – возразила Александра. – Я видела кого-то в окне! Здесь горел свет! Возле окна стояла женщина… Она курила… Я очень хорошо ее видела!

Горничная смотрела на Александру так, словно с трудом понимала английский. Возможно, ее и впрямь смущало произношение гостьи – она пристально, с напряжением во взгляде следила за ее губами, когда художница говорила. Александра повторила:

– Здесь кто-то был! Кто мог вчера отпереть эту комнату?

– Если хозяйка дала кому-то ключ… – Произнеся эти слова, горничная вдруг запнулась, словно испугавшись чего-то. – Спросите у нее!

Осознав наконец свое бессилие, Александра сдалась:

– Хорошо, проводите меня, пожалуйста.

Радостно поставив корзину на пол, девушка поспешила выполнить ее просьбу. Уже в холле, набрасывая куртку, Александра предприняла попытку оставить горничной десять евро на чай. Та испуганно спрятала руки за спину:

– Нет-нет, прошу вас, нет! Я ничего не могу взять!

– Это такой пустяк! – настаивала художница. Она чувствовала себя очень неловко, мелкая бумажная купюра словно обжигала ей пальцы. – Тем более у вас неприятности из-за меня… И вчера Эльк Райнике сломал ваш велосипед тоже из-за меня…

– Мой велосипед?! – Горничная повторила эти слова, округлив глаза так, что стала похожей на сову, ослепленную ярким светом. – Велосипед?!

– Ну да, велосипед! – уже в отчаянии воскликнула Александра, невольно повысив голос. – Эльк Райнике брал у вас вчера велосипед, чтобы съездить по моему делу, и погнул колесо…

Она осеклась, видя, что окончательно сбитая с толку девушка качает головой.

– Нет? – севшим голосом выдавила Александра. – Он не брал ваш велосипед?

– Я не понимаю, о чем вы говорите, – сказала горничная, не сводя с нее опасливого взгляда. – У меня никто не брал велосипед. Он не сломан.

В наступившей тишине особенно громко прозвучал стук извне – кто-то настойчиво, раздельно стучал в стекло входной двери. Девушка, что-то пискнув, поторопилась открыть. С крыльца заглянул коренастый мужчина в кожаной куртке, восточной наружности.

– Ваше такси! – с явственным упреком произнесла девушка, обернувшись к Александре. – Вы едете?

– Да. Конечно… Еду!

– Минуту! – бросившись к лестнице, горничная крикнула, обернувшись: – Вы забыли альбом!

Ее шаги быстро застучали по ступеням и стихли наверху. Женщина, слабо улыбнувшись мрачному таксисту, растерла ладонью занывший вдруг висок. Этот дом, одновременно респектабельный и богемный, традиционный и оригинальный, как и сама его хозяйка, производил на нее гнетущее впечатление и уже во второй раз вызывал острый приступ мигрени. Что-то двойственное, путаное было в этом доме на Эммаплейн, не отличимом от домов по соседству, таких же солидных, тихих, с замкнутой единообразной линией островерхих фасадов. Отсюда хотелось как можно скорее уйти.

Девушка вернулась молниеносно. Она протянула Александре каталог, присела, изобразив что-то вроде книксена, о чем-то спросила таксиста и шире распахнула дверь перед Александрой:

– Адрес я ему сказала!

Поблагодарив ее, Александра как во сне спустилась с крыльца. Она вдохнула холодный воздух, и горьковатый запах тумана, притекшего из парка, освежил ее мысли, которые словно болели. Закат давно догорел, над Старым Югом стояла ночь. Таксист распахнул перед ней дверцу, Александра уселась, прижимая к груди каталог.

Водитель попался молчаливый, и это было кстати. Художница чувствовала себя скверно и была совсем не расположена поддерживать пустой диалог на общие темы. Машина ехала в сторону центра, вокруг становилось все больше огней и прохожих, мелькали черные каналы с отраженной в них праздничной иллюминацией. «Что со мной? – спросила себя Александра, глядя в окно, изумляясь той горечи, которая вдруг заполнила ее сердце. – Сегодня мы с Эльком были на Маркене… Разве я не думала никогда, что это случится? Думала! Лицемерно отмахивалась от этих мыслей и все же думала. Почему же я сейчас так несчастна? Откуда этот мрак на душе?» Художница пыталась отвлечься мыслями о предстоящей сделке с Дирком, представляя, как поправит свои финансовые дела, вспоминая о Москве… Но перед глазами у нее упрямо стояла Варвара такой, какой она была на аукционе – раскрасневшаяся, с бокалом белого вина в руке, с язвительной улыбкой на губах. Александре не верилось, что навсегда умолк ее изнуряюще монотонный стрекот, похожий на яростный крик цикад. «Она обещала что-то узнать о Наде… Она зачем-то пошла в парк и погибла как раз под моими окнами… Случайность? Эммаплейн рядом, в двух шагах.

Варвара могла свернуть в парк без всякой цели… Но ведь она даже не знала, что я живу в этом доме!»

Машина остановилась на перекрестке, пропуская трамвай и длинную череду велосипедистов. Александра, очнувшись, увидела за окном подсвеченный боковой фасад громадной готической церкви. Машина поравнялась с площадью Дам и была сейчас совсем неподалеку от того места, где вчера проходил аукцион. «Амстердам такой маленький, и люди ходят здесь одними и теми же тропами, сколько раз я убеждалась в этом!» Машина тронулась, гроздья светящихся гирлянд, развешанных на оголенных ветвях деревьев, замелькали за окном, слившись в огненную кружевную полосу. «Вот и она случайно погибла у меня под окнами… Если бы я была дома, могла бы что-то видеть и слышать! Будто сама судьба ее подтолкнула к этому месту. Как ни мал Амстердам, но это совпадение удивительно!»

Такси свернуло направо, проехало по большой торговой улице и вынырнуло у здания вокзала. Здесь, на Дамраке, горели тысячи огней – праздничная иллюминация усыпала фасады зданий вдоль канала, борта прогулочных катеров, отражалась, дробясь, в зыбкой черной воде. Затем такси остановилось рядом с церковью Святого Николая, чьи башни, подсвеченные снизу, нарядно и весело рисовались в черном небе. Готическая громадная розетка между ними светилась изнутри – в церкви шла подготовка к главному городскому празднику года.