Марина Серова - Дамский пасьянс

— Кто из нас не грешен! — вставила свое слово Маша.

— Ну, значит, — продолжила Надя, — этот самый Гурченко к ней на работу приходил несколько раз. Познакомился там с Пилюниным, и они какие-то дела стали проворачивать. Я в то время была любовницей Игоря. — Надя вздохнула. — И черт меня дернул с ним связаться!

Она начала всхлипывать. Я положила руку ей на плечо, стараясь успокоить.

— Давай дальше, чем быстрее расскажешь, тем легче тебе станет, — поддержала меня Маша.

Вытерев набежавшие на глаза слезы, Надя продолжала:

— Короче, где-то месяц назад Гурченко пропал.

— Как пропал? — удивилась я.

— Дело в том, что он постоянно ездил в какие-то командировки, причем по приезде непременно приходил к нам в кафе. Они с Гошей тусовались вместе в его кабинете.

— А насчет чего тусовались-то?

— Этого я не знаю… Дела какие-то, поставки продуктов, что ли… — сморщилась Надя. — Тут, кстати сказать, в это самое время Ирина начала на Пилюнина посматривать… Раньше почему-то он ей неинтересен был, она его даже отшивала, а тут… Ну и, короче говоря, когда Колька пропал, она с Гошей-то и закрутила.

— Он пропал, а она закрутила? — недоверчиво переспросила я.

— Да, за ней не задержится, — с неприязнью сказала Надя. — А потом я случайно узнала… Ну, совсем недавно…

Она замялась в нерешительности.

— Да говори ты, что ли! — прикрикнула на нее Маша.

— Я подслушала разговор в кафе между Пилюниным и еще одним кренделем, не знаю, как его зовут… Дело в том, что с Игорем мы поругались как раз месяц назад, и я не появлялась. А тут решила зайти, и сразу получилось так, что…

— Что? — нетерпеливо спросила я.

— Короче, это он его убил, — выдохнула Надя.

— Кто? Кого?

— Игорь… Убил Гурченко…

— За что?

— Конкретно не знаю. Но главное, что Игорь обнаружил меня… Ну, что я подслушала их разговор. Он понял, что я теперь знаю все, и пригрозил мне, что, если я кому-нибудь проболтаюсь, мне конец.

— А ты?

Надя нахмурилась и отвела глаза в сторону.

— Да мне надо было как-нибудь по-другому поступить, а я дура! — На больную снова напала истерика.

— Успокойся, успокойся! — залепетала Маша, теребя подругу за плечи. — Ничего страшного, мы его прижмем… Заявление только надо написать.

— Не буду я писать никакого заявления! — почти выкрикнула Надя, и на ее возглас тут же отреагировали другие больные.

— Тише, тише, — взяла я инициативу в свои руки. — Не надо нервничать… Я правильно поняла, что после всего этого он тебя избил?

— Да! И еще — вот! — она обхватила руками свою обритую голову и заплакала. — Как я теперь ходить по улице-то буду?! Лето ведь на дворе, под шапку голову не спрячешь!

— Ничего страшного, отрастут, — поспешила я ее успокоить. — Скажи лучше, почему он тебя избил? Потому что ты сказала, что всем расскажешь?

Надя внезапно покраснела, помедлила, потупила глаза и призналась:

— Я деньги у него хотела выманить.

— В обмен на молчание? — уточнила я.

В качестве ответа Надя еле заметно кивнула и отвернулась к стене в беззвучном плаче.

Мы переглянулись с Машей и решили, что пока стоит сделать в разговоре перерыв. А может быть, и совсем уйти. Тем более что остальные больные уже начали на нас подозрительно поглядывать. Мы уже собирались выйти покурить, как Надя сама повернулась к нам.

— Подождите… Есть еще кое-что… Я так думаю, что Ирина как раз из-за этого и удавилась, — серьезно сказала она.

— Из-за чего? — спросила я.

— Из-за того, что узнала о смерти Гурченко и о том, кто в этом виноват.

— Ты уверена?

— Нет, но Гоша по пьянке мог ей признаться. Он любит делать другим больно… Или он сам ее… того, — Надя схватила рукой свое горло. — Задушил…

— С этим понятно, — резюмировала я. — Ты лучше скажи, чем занимался этот Гурченко, — перевела я разговор на прежнего любовника Ирины.

— Не знаю… Я же говорила, что поставками какими-то. Он мне вообще не нравился. Ирина говорила, что он недавно отсидел.

Я тяжело вздохнула. Ничего себе, нашла Ирина себе друзей после возвращения в родной город. Не жилось ей спокойно в своей Белоруссии с бедным мужем, связалась с уголовными элементами. Действительно, правду люди говорят, когда хочется больших денег, в основном натыкаешься на большую беду.

— Ирина что же, и своего любовника не разыскивала, что ли? — продолжала я расспросы.

— Да не знаю! — Надя явно начала раздражаться. — Меня это не интересовало. Я была на нее зла, потому что она заняла тогда мое место рядом с Игорем. А мне что, приятно это было, да? — Надя буквально пронзила меня взглядом. — С какой стати мне интересоваться ее приятелем?

— Ну ладно, ладно, — ласково успокоила я ее. — У меня к тебе самый последний вопрос — не знаешь ли ты некоего типа по фамилии Кумарцев?

— Нет, — покачала головой Надя. — Не знаю…

— А как выглядел тот, с кем разговаривал Пилюнин?

— Пожилой такой, ну, лет пятидесяти… Почти лысый.

— Как зовут, не знаешь?

— Нет, — вздохнула Надя.

— Ну что ж — тогда у меня все… Пиши заявление на Пилюнина, и я дам делу ход.

— Не буду, — снова стала кочевряжиться Надя. — Не буду… Ты лучше сама его как-нибудь за задницу схвати. Я же тебе все рассказала.

— Да как же я его схвачу? — удивилась я. — Ведь ты же, выходит, главная потерпевшая. Без тебя никак нельзя!

— Не буду, — снова повторила Надя как заклинание. — Заявление писать не буду! Не буду — и точка!

И в знак протеста против наших приставаний она закрыла глаза.

— Скажи хотя бы, где он живет, твой Пилюнин, — попросила я ее спустя минуту, когда мы с Машей поняли, что дальнейшие уговоры не имеют смысла.

— Коттедж на Усть-Картышской трассе, — равнодушно отозвалась Надя. — Поселок Гуселка. Там их до фига, этих «новых русских», живет.

— Спасибо, — поблагодарила я.

— Все, больше ничего не скажу! — упрямо заявила Надя. — И вообще, иди занимайся своим делом. Я чего-то устала, у меня голова болит.

Последние слова были сказаны капризным тоном больного человека — явный намек на то, что нам с Машей давно пора было уходить. В принципе я была довольна разговором. Надя значительно мне помогла, и требовать от нее большего сейчас значило бы перегнуть палку.

Я дала знать Маше, и мы поднялись с места.

— Выздоравливай скорее, — пожелала Маша подруге на прощание и поцеловала ее в щеку.

Надя ничего не ответила, равнодушно уставившись в стену больничной палаты.

Мы тихо вышли. В коридоре Маша спросила меня:

— Ну, что думаешь делать?

— Пока еще не знаю, — честно призналась я. — Мне надо подумать. И не обижайся, пожалуйста… Я хочу подумать в одиночестве.

— Конечно, конечно… Только чтобы результат был хорошим… Вообще-то я в тебя верю.

— Вот и хорошо, — машинально ответила я, занятая своими мыслями.