Валерий Воскобойников - Татуировка

— Хорошо, я учту: жареного говнеца, — выговорила, словно завороженная, Агния.

— Да, — подтвердил директор, потом посмотрел на нее, секунду подумал и громко, с удовольствием, рассмеялся, — жуткий получился каламбур. Еще то блюдо. Нет, этим, естественно, кормить людей не надо. Важно, чтобы читатель постоянно испытывал удовольствие. Чтобы, дойдя до конца одной страницы, ему немедленно хотелось читать следующую. Ну да что я вас учу, вы это знаете лучше меня. Помните, что тираж и, следовательно, гонорар зависят от вашей интонации, от секретов интимной жизни героя, которые вы приоткроете, от ваших умных размышлений.

— Я как раз хотела посоветоваться, — заторопилась Агния. — Не страшно, если я проведу анализ на тему, кем дается талант: он от Бога или от дьявола?

— А вы что, всерьез верите в эти глупости? — И директор впервые с интересом на нее посмотрел. — Ну хорошо… проводите этот свой анализ… Главное, чтоб не скучно было, — согласился он. — Сами-то вы как думаете?

— Я хочу это выяснить в процессе, — теперь уже храбро сказала Агния. — Проанализировав его жизнь. С художником, я имею в виду художника в широком смысле слова — композитора, поэта, живописца, — часто бывает такое ощущение, что его рукой водит то сам Бог, а то — как будто дьявол.

— Но слишком много чернухи тоже не надо, важно, чтобы книга была коммерческой, — вставил директор. — И вообще, слишком этими анализами не увлекайтесь.

Директор поднялся. И, словно ее вообще здесь не было, занялся своими бумагами. Агния поняла это как сигнал к немедленному уходу и тоже приподнялась.

— Против наших условий у вас возражений нет? — спросил он, придвигая листки договоров.

— Нет. Только, простите меня за идиотский вопрос. — Она вспомнила разговор, который только что произошел в приемной. — Книга выйдет точно под моим именем?

— Не понял? — спросил директор и во второй раз с интересом на нее воззрился.

— Я спрашиваю, на обложке будет мое имя?

— Естественно. За кого вы нас принимаете? Не мое же. Или вы хотите взять псевдоним?

— Нет-нет, пусть будет мое.

— И постарайтесь уложиться в сроки. — Это он говорил, уже ставя закорючку напротив своей фамилии.

Проходя через приемную, по-прежнему забитую теми же терпеливо ожидающими авторами, Агния взглянула на часы. Весь ее разговор занял четыре минуты.

— Теперь уж мы, — произнесла спортивная девица, и «Алогинские» стали радостно подниматься.

— Здравствуйте, Дмитрия Евгеньевича будьте добры.

— Слушает Самарин, — проговорил Дмитрий в телефонную трубку, с трудом отвлекаясь от скорбных мыслей.

— Димка, это в самом деле ты? Что-то у тебя голос больной. Опять у вас совещание? — Называть начальника следственного отдела прокуратуры Петроградского района Димкой и так с ним разговаривать могла только его собственная сестра, Агния.

— Да нет, обычный у меня голос, как всегда, — рассеянно ответил он, одновременно читая разложенные на столе бумаги.

— А я говорю, больной! Слушай, я же из Москвы вернулась! Или ты совсем забыл? Хотя бы обрадовался для приличия! Надеюсь, ты Глебу не успел сказать, что меня ограбили?

—Не успел.

— Ну и хорошо! Пусть он ни о чем не знает, ладно? А мне в Москве заказали писать большую книгу, аванс выдали!

— Как же, помню-помню, — проговорил Дмитрий, по-прежнему глядя в бумаги и стараясь удержать в памяти промелькнувшую подробность, которая объединяла весь этот мрак.

— А то, что у тебя день рождения — ты помнишь?

— Да-да, как же, конечно, помню. — Подробность, едва показавшись, вильнула хвостом и ушла в темные глубины сознания. Или подсознания — кто ее там найдет. — Так вы по какому делу? — рассеянно переспросил он.

— Ты совсем уже заработался! Это я, Агния, твоя сестра! Мы с Глебом сегодня к вам зайдем. Ты слушаешь меня? Хотя бы поздравить. Часиков в восемь. Сумеешь отбросить свои дела ради родственников?

— В восемь? Ну хорошо, конечно, отброшу. Будем рады. — И Дмитрий Самарин автоматически на листке ежедневника сделал пометку: «Агния — 20-00».

— Слушай, мсье Пуаро, тебе обязательно надо отдохнуть! — недовольно проговорила Агния. — Единственная сестра скоро станет автором знаменитой книги, а он с ней, как с чурбаном!

— Да ладно тебе! — Дмитрий наконец оторвался от своих размышлений и даже невесело рассмеялся. — Тут у нас такие дела!

— Что, опять маньяка ловите?

— Маньяка? Что ж, ты попала в точку. И причем даже не одного, а шайку. Да, именно так: шайку каннибалов! Действуют в нашем районе. Так что ходи по улицам осторожно, сестренка, не то кожу снимут. Знать бы еще, куда они ее потом — на барабан или на абажуры.

— Ну знаешь, спасибо! У вас там у всех такой юмор? — И Агния, решив, что шутка брата перешла границы идиотизма, решила было хлопнуть трубкой. Однако в последний момент передумала: — Значит, до восьми. Торт не покупайте, мы с Глебом принесем.

Возвращаясь домой, Дмитрий Самарин держал в голове тот пасьянс, который раскладывал на столе в своем тесном темноватом кабинетике. Итак, два дня назад старый бомж, а в прошлом — честный труженик и даже ветеран труда завода Полиграфмаш, с вытаращенными от ужасами глазами примчался к ним в следственный отдел, благо помещались они поблизости. Какое-то время он безуспешно пытался рассказать сотрудникам о своей страшной находке на помойке в металлическом баке. Старик смердел на весь их коридор, и Самарин застал беседу в тот момент, когда Катя Калачева, брезгливо отворачиваясь и не желая вдаваться в подробности бомжевского монолога, гнала этого добровольного помощника прочь. Дмитрий, на свое несчастье, вклинился в их разговор, потому что сквозь запах давно немытого тела услышал сочетание «руки, ноги, голова — все есть, а кожи нет».

Дворовая помойка, куда привел бомж, которого, как сразу выяснилось, звали Николай Николаевич Иванов, была в пяти минутах ходьбы от прокуратуры. А там тонкая натура бомжа не позволила ему снова заглянуть в большую клеенчатую сумку, точно такую, в каких наши челноки везут в Россию ширпотреб китайского и турецкого производства.

— Сами загляните! В нее, в нее! — сказал бомж, по-прежнему тараща глаза и слегка пятясь.

Бомж совершал свой ежеутренний обход помоек и когда увидел внутри бокса застегнутую на молнию эту клетчатую сумку, сильно обрадовался. Однако радость его мгновенно перешла в ужас, стоило ему только заглянуть внутрь сумки.

Через десять минут и помойка и сумка были зафиксированы на пленку, через двадцать минут прибывшая служебная собака Тарас попыталась взять след, но уже у подворотни его потеряла. Через час обнаруженные Николаем Николаевичем части мужского тела, лишенные кожного покрова, были отправлены на экспертизу вместе с клетчатой сумкой, а потом в морозильник морга на длительное хранение. Сам же Николай Николаевич получил в благодарность от ребят чистые, хотя и поношенные трусы с майкой, ковбойку, костюм с носками и был допущен в душ прокуратуры. А потом Катя Калачева поделилась с ним пирожками с капустой, которые как раз напекла накануне и принесла для общественного съедения.