Т. Ричмонд - По ее следам

– С кем-нибудь встречаешься? – спросил он без особого интереса, свалившись мне на голову.

– Нет. А ты?

– Ничего серьезного. – В словах Бена звучала привычная беззаботность. – Помнишь, как мы стояли на Pont des Arts? – Он произнес название моста как настоящий парижанин. – Это был особенный день.

– Я не собираюсь с тобой спать.

– Посмотрим.

– Я серьезно.

– Ты не возражала, когда я угощал тебя в баре.

– Не надо, Бен. Давай расстанемся друзьями. Докажем, что у нас получится.

Он положил руку мне на колено.

– Я все еще схожу по тебе с ума.

– Неправда. Тебя сводит с ума абстрактный образ, а девушка тебе не нужна. Убери руку, пожалуйста.

Наши отношения – будто игра в очко, и Бен продолжает упрямо набирать карты. Знает, что получит перебор, но все равно продолжает, просто потому что не умеет иначе. И этот парень вскружил мне голову! Стыдно вестись на такое, Алиса; Мег всегда говорила, что он редкая дрянь.

Ладонь Бена скользнула выше.

– Ну, а теперь что скажешь? Нравится ведь?

– Руку убери.

– Да ты просто динамщица, Лисса. Дразнишь, а не даешь.

Я залепила ему пощечину. Резко, со всей силы – никогда никого не била раньше – и прикусила язык, чтобы не начать извиняться. На левой скуле Бена разгоралось алое пятно.

– Она от меня без ума, – смеясь, пояснил он мужчине за соседним столиком, а потом повернулся ко мне. – Мы с тобой еще проведем ночь вместе. Обязательно проведем.

Я ушла. Бен остался в баре.

Это местечко понравилось мне сразу, как только объявление попалось на глаза.

«Светлая комната, вечером солнце заглядывает прямо в окно» – гласило описание, и три часа спустя я пила кофе с Алексом и Софи.

– Нам нужен сосед, с которым можно найти общий язык, – сказал он.

– Но если не получится подыскать такого, то подойдет любой, лишь бы не серийный убийца, – добавила она.

Мне показали комнату. Солнце и вправду заглядывало в окно.

– Когда можно перевезти вещи? – спросила я.

Сейчас солнца не видно.

А лис все еще бродит под окнами. Буду звать его Ржавый. Ржавчик. Новое слово дня. Я хотела его подкормить, но Софи говорит, что лисицы кусаются и у них бывают блохи, так что извини, дружок, я тебе не помощник; зато нам можно побеседовать по душам.

Разглядываю себя в зеркале. Отражение по-прежнему кажется совершенно чужим: незнакомое, странное тело, которое я повсюду ношу за собой, которое повсюду носит меня. Прикасаюсь к волосам, лицу, бедрам. Провожу пальцем по тонкому шраму на запястье. Мне страшно: женщина, смотрящая на меня из зеркала, способна на немыслимые поступки.

Иногда я себя удивляю – не только в дурном смысле. Никогда бы не подумала, что смогу прийти на заседание суда и выслушать приговор, который вынесли тому подонку за нападение на старушку; я помогла упрятать его за решетку и даже глазом не моргнула, когда этот мерзавец послал мне воздушный поцелуй. Или вот, например: однажды на работе мне пришлось выступать с презентацией перед начальством, и я ничего не перепутала («Думай, прежде чем говорить, малек», – повторял папа), даже шпаргалки не пригодились; в конце все захлопали – серьезно, они хлопали, и никто надо мной не смеялся.

Кажется, я опять разыгрываю трагедию. Папа в шутку называл меня «звездой сцены», однако потом я увлеклась танцами, и он сказал, что я, пожалуй, больше похожа на звезду танцпола; мне нравилось танцевать для него, я все еще люблю танцы – жгуче, страстно, безгранично!

Ладно, это мелочи. У многих бывает бессонница – у мамы тоже. Она мне как-то рассказывала. Говорила, что в молодости на нее иногда находило такое настроение, жизнь казалась бессмысленной – слишком блеклой, слишком яркой, слишком оглушительной. «Если с тобой такое случится, обязательно поговори со мной, – сказала мама. – Пообещай, Алиса».

Нужно смотреть в глаза своим чудовищам, говорила мама.

Мне повезло. У меня не так уж много чудовищ. И только одному из них я до сих пор не осмелилась посмотреть в глаза. Старому Крекеру.

– Я тут встретила твоего приятеля. – Я позвонила маме после антропологической вечеринки и попыталась выяснить хоть какие-нибудь подробности. – Профессора Кука. Что он за человек?

– От него одни беды, Алиса. Лучше не связываться.

Следующие три года мне удавалось избегать профессора, несмотря на все его неловкие заискивания. Однажды вечером я возвращалась из клуба – разгоряченная, отчаянная, смелая – и решила сделать небольшой крюк, пройти мимо его офиса; любопытство и желание узнать, что случилось, постепенно пересилили стремление забыть о той ночи; мне хотелось бросить вызов старому пню, высказать ему все в лицо. Он сидел за рабочим столом и бездумно таращился в окно; мистер Пес, когда просился на улицу, обычно замирал у двери с точно таким же видом. Захотелось постучать по стеклу – проверить, жив ли. А потом я вспомнила его руки и снова сбежала…

Без двадцати шесть. Кто-то спустил воду в туалете. Без десяти семь Алекс уйдет на работу, а Софи отправится в спортзал. Так странно, я знаю все их привычки: чужие люди, живущие в одном доме, потому что до станции отсюда всего десять минут пешком. Они знают, что я вечно загромождаю коридор велосипедом и ужинаю на ночь глядя, но все остальное им невдомек; а ведь пока мир спит, мы с Ржавчиком ведем долгие беседы. Алекс сжует тост, Софи выпьет кофе, три жизни на несколько минут пересекутся на кухне. Потом мы скажем друг другу: «До скорого! Увидимся вечером!» Я промолчу о своей бессоннице; Софи промолчит о том, что опять целый день ничего не ела; Алекс не расскажет, как безумно тоскует по своей бывшей. Но я-то знаю, ведь прямые пересекаются здесь: Бэлхем, Бедлингтон-роуд, дом 25, квартира 8. Придется прожить целый день отдельно от этих людей, и от этой мысли становится жутко.

Вечером будет ужин с коллегами. Какой-то милый ресторанчик в Саут-Бэнке, пощелкивание китайских палочек, неторопливая беседа о прокате велосипедов, Хите Леджере, шутки про Уэйна и Колин (вот уж пара, телеведущая и капитан футбольной команды) или про скандал с комедийным шоу Рассела Брэнда и Джонатана Росса; посреди радостного смеха я забуду о ночном наваждении.

Быстрый душ, чашка чая, новостная лента на экране телефона – говорят, это самый сильный снегопад за последние двадцать лет, – и она снова с вами, та версия меня, которая всего через двенадцать часов будет сидеть в ресторанчике и радостно смеяться, заводила и душа компании, маска накрепко приросла к лицу.

Хотя жить одной здорово, рано или поздно от одиночества начинает тошнить. У меня, похоже, есть особый дар: мужчинам, которые не хотят ничего серьезного, я говорю о своих планах на семью, а тем, кто ищет длительных отношений, я предлагаю не торопить события (последних, конечно, совсем немного; собственно, только Джош, мы тогда были в шестом классе). Все время захожу не с того конца, будто смотрю на мир через зеркало.