Т. Ричмонд - По ее следам

Боюсь, я попал в серьезный переплет.

Искренне твой,

Джереми

Черновик письма от Алисы Сэлмон, не был отправлен, 10 декабря 2004 г.

Ох, мам, ну и влипла же я! Сколько раз слышала такие истории и всегда думала, что у меня есть голова на плечах, со мной-то уж точно ничего не случится. И все равно влипла! Как же так?

– Как вам наш праздник? – поинтересовался он. Гости разбрелись по группам и изображали бурное общение. – Мы проводим небольшой званый вечер каждый год в один и тот же день. Славная традиция.

– Страшно представить, что творится, когда веселье заканчивается, – сказала я; вино подталкивало на безрассудство.

– Я был знаком с вашей матерью.

– Повезло вам. – Голова шла кругом, я допивала четвертый бокал.

– Как она поживает?

Что же делать? Я ведь толком и не помню ничего… Какие-то толстые папки, лампа с кисточками на абажуре, он просил называть его «Джереми», а не «профессор Кук», классическая музыка. «Ваше здоровье, – сказал он, – пьем до дна». Я даже не знаю, что произошло. Все решат, что я просто запала на него, как остальные студентки. У него есть поклонницы. Рассказать другому профессору? Тогда он наверняка заявит, что хотел помочь. Девочка сильно перебрала. Еще одна первокурсница, не знающая меры. Глупышка.

Отчего я чувствую себя виноватой? Он сам виноват – не должен был такого допускать. Что будет, если я расскажу обо всем? Станут задавать вопросы, а ответов у меня нет – просто девица легкого поведения, которая мгновенно пьянеет и не учится на собственных ошибках. В памяти остались только смутные мелочи: у него изо рта пахло луком, скрипучий смех, накрахмаленная рубашка, сухая смуглая кожа, как у рептилии.

– Посмотри на меня, – сказал он, – сосредоточься.

Мир расплывался, я цеплялась за профессора изо всех сил. Мне страшно, мам.

Не надо было туда ходить. «Алиса, не отказывай старому чурбану», – сказала я себе, когда мне предложили заглянуть на преподавательскую вечеринку. Парочка его бывших студентов работают на центральных телеканалах, такими знакомствами нельзя разбрасываться. Профессор представил меня толпе ворчливых ученых: «Запомните имя этой девушки. Однажды она станет знаменитой!»

От неловкости хотелось провалиться под землю.

– Собирается строить карьеру в СМИ.

– Еще не решила.

– Что ж, бывает и такое. – Он сделал театральную паузу и надменно продолжил: – «Не знаем, кем мы станем, зато знаем, кто мы есть». Шекспир.

– Ага, «Гамлет». Только это неточная цитата. «Мы знаем, кто мы такие, но не знаем, чем можем стать».

– Туше! – воскликнул он. – Вся в мать.

Официантка подливала и подливала мне вина, и липкий страх, не дающий дышать, постепенно исчез. Такое облегчение – будто скидываешь шпильки после долгого дня.

Один из сотрудников кафедры фыркнул себе под нос:

– Известное дело – чтоб сдать на пять, надо профессору дать.

Ну почему я не пошла на студенческую вечеринку? Пинта пива и бильярд в компании Мег, Холли и Джейми. Потом мы вернулись бы в общежитие, сели пить кофе, ребята перебрасывали бы по кругу мяч для регби, а из комнаты Уилла доносилась музыка, какой-нибудь рэп вроде Ашера или Канье Уэста.

Его офис оказался чем-то средним между спальней и кабинетом.

– Пьяной девушке не стоит бродить по городу, – заметил он. – Здесь безопаснее.

Помог снять юбку.

– И волосы совсем как у мамы.

Комната кружилась перед глазами, меня тошнило.

– Отдыхай, малышка.

Меня укрывают одеялом, но я отталкиваю его, слишком душно, жарко, нечем дышать, отпихиваю прочь… Сгораю от стыда, хотя во всем виноват он, он и только он.

– На краю не ложись, а то вдруг волчок придет…

Проснулась на диване, профессор держал меня за руку.

– Тебе снился кошмар, – ласково сказал он, – ты кричала.

– Не прикасайтесь ко мне! – Я вскочила на ноги.

С улицы доносились привычные звуки: под окнами сигналил, сдавая назад, грузовик, дурачились какие-то мальчишки. Последние часы стерлись из памяти… Тени, смутные пятна, беспокойный сон, профессор поил меня из стакана – ты тоже так делала в детстве, когда я болела, – и приговаривал, что я устроила на приеме настоящий переполох, но он на меня не в обиде, хотя надо быть осторожнее, не все люди такие порядочные, нетрезвые девушки «часто оказываются в весьма затруднительном положении».

Блузки не было, скомканная юбка валялась на полу. Мне стало дурно. Я оттолкнула профессора, торопливо натянула одежду и сбежала.

Мама, ты говорила, что я могу доверить тебе любой секрет, но у меня просто не хватит духу отправить тебе это письмо…

Письмо, отправленное профессором Джереми Куком, 25 июня 2012 г.

Ларри, я никак не могу избавиться от мыслей об Алисе и Лиз. Они мне даже снились вчера. Бормотал во сне, и утром Флисс спросила, все ли в порядке. Я не ответил, потому что в ночных грезах передо мной роскошным густым водопадом рассыпались волосы Лиз. «Настоящая грива», – однажды сказал я ей.

– Спасибо, – рассмеялась она, – ты только что сравнил меня с лошадью.

Мы валялись на кровати в дешевом отеле у шоссе А36. Одежды сброшены, покровы сняты, однако неловкости и стыда не было и в помине; они обычно настигали нас позже. Из маленького черно-белого телевизора доносился голос Маргарет Тэтчер. Фолклендская война. 1982-й. В мои мысли пыталась пробиться Флисс, но я решительно задвинул ее подальше и погладил Лиз по щеке. «Рядом с тобой я голову теряю от счастья», – сказал я ей, хотя уже шесть лет был женат на другой. Лиз появилась в нашем преподавательском коллективе пару месяцев назад, и, когда я впервые ее увидел, меня поразила легкая танцующая походка – Лиз не шла, а будто кружилась под музыку. Она улыбнулась; на зубах остались пятна от плохого красного. Подумать только, я стал человеком, который снимает номер в середине дня и платит наличными. Теперь это моя жизнь.

– Никогда не испытывал ничего подобного, – признался я.

– Я тоже, – ответила Лиз.

Ларри, выслушай мою исповедь еще раз. Я будто заново родился; не пытался проанализировать поведение других людей, не копался в чужом прошлом, просто радовался мимолетному мгновению, здесь и сейчас, а не тысячу лет назад. Запустил пальцы в черные волосы Лиз, в каждой прядке – уникальный код ДНК. «При чем тут ДНК, – одернул я себя, продолжая перебирать волосы, – просто Лиз». Все вокруг стремительно менялось: политика, нормы, общество. Наверное, дочь бакалейщика с пронзительным голосом права – в наше время возможно все.

– Из нас вышла забавная парочка, правда? – игриво спросила Лиз. – Ты согласен, мой милый динозавр? – Я был старше ее на одиннадцать лет, и она вечно меня дразнила.

Еще одно ласковое прикосновение, и она тихонько вздохнула, совсем как Флисс.