Инна Бачинская - Конец земной истории

– Не скажу! – Монах невольно рассмеялся. – Я женщин не обсуждаю. Тем более со всякими недорослями.

Лика фыркнула:

– Значит, переспал. Представляю себе! А Леньку посадят в тюрьму, – сообщила. – Я отдала следаку ту фотку. Он аж подпрыгнул! Схватил, уставился – с меня на картинку, туда, обратно! А я сижу, ручки сложила на коленках, глазками хлоп-хлоп, извините, говорю, что не отдала раньше, не придала значения, даже забыла про нее. Щелкнула случайно летом и совершенно из головы вон.

– Он же тебе заплатил, – напомнил Монах. – Совести у тебя нет.

– Он сказал, что больше не даст ни копейки. Папочки нет, и ему теперь по фигу, а Ирка, я думаю, и сама знает. Та еще семейка. Она сразу отказалась платить, хотя я снизила цену.

– А ты знаешь, как это называется? – Монах с трудом сдержал улыбку.

– Знаю, знаю! За удовольствия надо платить. Он боялся, что папочка узнает. Алиска навещала его после Норы, она ему нравилась. Как она клала ручку ему на колено, как шептала на ушко, как хихикала! Выдра! А у Ирки тоже мотив – боролась за семью, за любимого мужа.

– А это не ты случайно разобралась с Алисой? – спросил Монах. – Ревновала к отцу, чем не мотив?

– Я ревновала, конечно, все мы человеки… Однажды я сунула ей в карман жвачку, а еще выбросила в мусор ее перчатки, но папочка заставил отдать. Еще всякие мелочи… – Она задумалась. – Знаешь, Олег, я всегда знала, что на первом месте для папочки была я. Все остальные приходили и уходили, а я оставалась, понятно? А потом… Ну, там подразнить Леньку, попугать, развести его на бабки… или жвачку в карман – это я запросто, это мелочи, а убить… нет! Я бы не смогла. А ты смог бы?

– Нет.

– Я так и думала. Тут нужно иметь сумасшедший мотив. Такой, чтобы в глазах темнело! Вцепиться в глотку зубами, и все равно, что будет дальше.

– И какой мотив убийства Алисы, по-твоему?

Лика пожала плечами.

– А тебе не жалко брата? Его действительно могут арестовать.

– Если не виноват, выпустят. Не жалко. Пусть посидит.

– Ты жестокая девочка, Лика, – попенял Монах.

– Ага! – беспечно отозвалась она. – Кофе хочешь?

– Хочу! Постой, у тебя нет знакомого с винтовкой? Охотника, спортсмена?

– Против кого?

– Для хобби. Вот решил купить охотничье ружье, нужно чем-то себя радовать. Нужен дельный совет. Мой друг Добродеев говорит, у нас здесь классная охота на зайца.

– Ты собираешься убивать бедных зайчиков? – возмутилась Лика. – Не ожидала! Таких знакомых у меня нет. Ненавижу всякие ружья! Тебе какой кофе, с молоком?

– Черный. И про яблочный пирог не забудь.

Лика хихикнула и умчалась.

– Лика, ты убила Алису? – вдруг спросил Монах, когда она вернулась с дребезжащей тележкой на колесах.

Лика не удивилась и не возмутилась.

– Нет! Я же сказала.

Он смотрел на нее в упор, пытаясь понять, не дурачит ли она его. «Клоун», – сказал про дочь старый Левицкий. Сам он тоже был клоуном… в известном смысле, и бог знает, когда сочинял, смеясь неслышным внутренним смехом, а когда говорил правду. Монах смотрел в ее честные глаза, и ему казалось, что она смеется неслышным внутренним смехом над его неуклюжими попытками расколоть ее. Не демонизируй девчонку, сказал как-то Добродеев, это все пацанские понты, вспомни себя в семнадцать. Да уж…

Он вытащил из кармана серебряную китайскую монетку, подаренную древним ламой из горного монастыря, поднял на уровень глаз и завертел в пальцах. Скомандовал:

– Смотри сюда!

Она с преувеличенным восторгом уставилась на монетку и замерла, приоткрыв рот.

– Шум воды, шум ветра, покой, сон, дремать… – загудел негромко Монах. – Хочется спать, хочется спать… шум ручья…

Лика закрыла глаза, Монаху показалось, она перестала дышать.

– Лика, ты меня слышишь? – спросил он после паузы.

– Слышу, – отозвалась она тихо.

– Доктор рассказывал о женщине и луне… помнишь тот вечер? Был день рождения Каролины…

– Помню. День рождения мамочки.

– Погас свет и горели свечи. Помнишь?

– Помню. Свечи.

– Помнишь, где сидела Алиса?

– Да.

– Кто подходил к ней?

Молчание.

– Помнишь синий шнур на подоконнике?

– Да. Синий шнур.

– Кто взял синий шнур?

Лика нахмурилась.

– Лика, кто взял синий шнур?

– Синий шнур… Она взяла синий шнур… – Девушка замолчала.

– Кто? Кто взял синий шнур?

– Она взяла синий шнур. Она держит синий шнур в руках…

– Кто? Лика, кто взял синий шнур?

Монах услышал шум хлопнувшей входной двери, быстрые шаги по коридору. В гостиную заглянула Юлия.

– Вы здесь? Добрый день, Олег. Лика, помоги мне принести продукты.

Лика открыла глаза. Вид у нее был ошарашенный.

– Юля? – произнесла она с недоумением. – Откуда ты взялась? Ты уже вернулась? Олег?

– Я помогу! Здравствуйте, Юлия! – Монах сунул монетку в карман и поспешно поднялся.

– …Ну, потом мы обедали, потом гоняли кофеи с яблочным пирогом и разговаривали, – Монах рассказывал своему другу и соратнику Леше Добродееву о посещении дома Левицких. Они собрались на привычном месте – «точке» у Митрича для оперативного обсуждения ситуации.

– Что она за человек? – поинтересовался Добродеев.

– Юлия? Неглупая, спокойная. Даже слишком спокойная. Обстоятельная. Я уверен, она прекрасная хозяйка.

– Почему она у них?

– В каком смысле?

– В том, что нет своей семьи. Почему?

– Обожглась, должно быть. Знаешь, есть особи, которым достаточно одного облома и одного щелчка от жизни. Спряталась в раковину и затаилась.

– Сколько ей лет?

– Тридцать пять, сорок. Не знаю.

– А как Лика? Они ладят?

– Им нечего делить. Лика делает что хочет. Юлия ведет дом. У каждой свое жизненное пространство. Знаешь, Леша, я почувствовал там пустоту… понимаешь? Ушел хозяин, и теперь там черная дыра. Его книги, его вещи, его очки на тумбочке около дивана, где он лежал… даже пальто в прихожей на вешалке – все еще там, а его уже нет. Пустота. Лика держится, валяет дурака, пытается держать марку, но растеряна. Юлия, как мне показалось, наоборот, почувствовала себя увереннее… Раньше молчала, уводила глаза, одним словом, была прислугой. А тут накрыла на стол, деловая, озабоченная, гостеприимная – хозяйка дома. Разговор поддерживает, спрашивает про Непал, про семью. Совершенно другой человек. Раньше она была в тени мастера, теперь вылезла из ракушки на свет. Левицкий оставил дом Лике с условием, что Юлия тоже останется. Лариса звала ее к себе, но Лика отказалась. Они не любят друг друга. Вообще удивительная семья – все друг друга не терпят, презирают, ревнуют… как будто прокляты. Лика рассказывала, что Ленька оттирал ее от матери, та его обожала. Отец ударил его, защищая Лику… ей было три года. Лариса ушла из дома в восемнадцать. Старая актриса, Элла Николаевна, говорила, что Лика и старый Левицкий клоны – в том смысле, что норовы одинаковые, и взаимопонимание между ними было полное. Кстати… – Монах замолчал и задумался.