Инна Бачинская - Конец земной истории

– Смотри! Это я! Это Рома. Это Кара.

Она была блистательна! В пышном бордовом платье и жемчугах, с локонами, с лукавой ухмылкой в глазах и на губах. «Чертовка!» – подумал Монах с удовольствием.

– Это я! Катарина. А вот Рома! – Она ткнула пальцем. – Хорош? И ведь не красавец, а как глянет, мороз по коже. Вулкан! Аура, харизма… не знаю что. Эх, жизнь моя…

А это весь коллектив, на какой-то праздник. Классика – верхние на стульях, нижние лежат. Электрик Иннокентий и Рома на полу, морды жуткие, электрик – синюшный и едва живой… За что я Рому уважала – ни капли снобизма! Мэтр, а мог засучить рукава и помыть пол. И с Ликой он возился, он, а не Кара. И ночью вставал, и на прививки таскал. Советы у наших баб с детьми спрашивал – чисто тебе Ретт Батлер. Кара все больше дома сидела, ушла из театра, пропала с глаз. Все думали, из-за ребенка, но я-то знаю, что у нее начались проблемы с головой. Рома однажды сказал мне, Элли, говорит, Кара живет в своем мире, и доступа туда у меня нет. Я еще хотела сказать, гулять надо было меньше да врать! Бедняга Кара и поплыла.

Она помолчала, покачивая головой. Вся там, в прошлом. Монах внимал.

– Рома был сильной личностью, энергетика сумасшедшая, и главное – никаких дурных мужских обидок, фанаберий, не дала – ну и ладно! Хотя таких было мало, честно тебе скажу. – Она рассмеялась. – Эта кустодиевская купчиха – наша буфетчица, с которой, по слухам, у Ромы что-то было. – Она потыкала пальцем в фотографию. – Наш пострел везде поспел. Это гримерша… у нее муж разбился на машине, так Рома подарил ей деньги, изрядную по тем временам сумму, и ребенка пристроил в институт. Нет, нет, между ними ничего не было, просто по доброте сердечной. Это наш директор, полное ничтожество; это наша козочка Аврора; это дьявол Мефисто, это вся остальная братия. Господи, как все быстро!

Старая актриса задумалась и, казалось, забыла о Монахе. Он рассматривал фотографии.

– Наливай! – вдруг встрепенулась она. – А я пойду принесу мясо, а то… орешки! Тьфу!

Монах налил, и у него вдруг мелькнула дикая мысль, а что, если смерть режиссера – плата за предательство? А что, если старая актриса… Он попытался отогнать неожиданную мысль, но она не отгонялась и цеплялась за сознание острыми коготками. Лариса сказала, что видела шнур с кистями в руках Эллы Николаевны… И что бы это значило? Алиса тут каким боком? Ревность? Зависть? К бывшему любовнику? К беспардонной молодости Алисы?

Старая актриса вернулась с большой тарелкой с копченым мясом, сыром, зеленью.

– Вуаля! Ваше здоровье! – Она со стуком поставила тарелку и схватила рюмку. – Нет! За любовь! За вечную загадку и проклятие! За любовь!

– Элла Николаевна, что это было? – вдруг сказал Монах.

– Когда? В какой жизненный момент? – Она смотрела насмешливо.

– Эти смерти. Нора, судья Сидакова, Алиса… что это?

– Нора? – удивилась она. – Почему?

– В машину Норы стреляли, она потеряла управление, вылетела на встречную полосу и столкнулась с рефрижератором.

– Стреляли?! В Нору? Откуда ты знаешь?

– Из достоверного источника. Ну… почти достоверного, – соврал Монах.

– Вот оно что… – Она задумалась. – Не понимаю, – пробормотала наконец. – Зачем?

– Вы знали, что Роман Владимирович болен?

– Догадывалась. Володя намекал, да и Ромина истерика – ах, виноват, ах, был плохим отцом, каюсь, каюсь, каюсь… Хотя, признаюсь, я подозреваю очередное разводилово в его духе. Ты видел, как он их причесывал? Спектакль. Режиссер в Роме всегда брал верх над человеком. Этакая игра, работа на публику, эпатаж. – Она помолчала. – Ты, Олег, убил меня, неужели про Нору правда? Уже знают, кто?

– Не знают. Перебирают ее знакомых…

Это было не совсем так, майор Мельник отнесся к версии приятелей весьма скептически, но обещал «пощупать».

– Полощут грязное белье, одним словом. Между нами, Нора была красотка и не терялась. К тому же актрисе необходимо постоянное вдохновение, и роман на стороне тут самое то. Глазки блестят, походка пружинит, не ходишь, а летаешь. Эх, жизнь моя… Я кое-что слышала, конечно, город у нас небольшой, все на виду, не спрячешься. Да и видела.

– Роман Владимирович знал?

– Наверняка нет, кто же ему скажет. Но догадывался, сам был такой.

– Как он к этому относился?

Она рассмеялась и развела руками:

– Философски. С юмором. В нем не было злобы и зависти, понимаешь? Мстить, преследовать… упаси боже! Он был занят делом, до последнего вздоха писал мемуары, читал, интересовался театром, смотрел классику по Интернету – благо полно пиратских сайтов. Общался с друзьями. Любовался своей Норой, она пела хорошо. Брал то, что она могла дать. В общем, мир и согласие полные. Если ты думаешь, что он каким-то боком… Нет!

– Возможно, кто-то из ее знакомых…

– И думать не хочу – страшно. Да и не знаю я ничего. Чтобы предполагать, нужно хоть что-то знать. А так – одни домыслы, от которых ни жарко ни холодно. Ты что, занимаешься сыском? Не доверяешь ментам? Как ты вообще попал к ним в дом?

– Да как-то… даже не знаю, что сказать, – заскромничал Монах. – Ищу потихоньку. Меня пригласила Лика, сказала, что опасается нового убийства. И в тот же вечер была убита Алиса. Лика увидела мой сайт, ну и написала…

Актриса рассмеялась:

– Знаю! Хороший сайт, я тоже хотела тебе написать… повалять дурака. Ты сказал, нового убийства? Что эта девчонка могла знать?

– Интуиция, должно быть.

– Интуиция… – проворчала актриса. – Что у тебя с ней? Ты что, из тех, кого тянет на малолеток?

Монах рассмеялся.

– Понятно. А с Лариской? Я видела, какие ты на нее косяки кидал. Предупреждаю по-дружески – дохлый номер.

– Почему?

– По кочану. Ты же сам говорил, – комплекс неполноценности, нетерпимость, занудство. Упаси боже выпасть за рамки! Ни одной свежей мысли, серость, ординарность. Ты видел, как она одета? Ты с ней подохнешь от скуки. Да еще и бегать будет, следить, где ты да с кем. Лариска – удавка на шее. Понял? Ну, так и держись подальше. Ты ведь тоже тот еще персонаж, недаром Рома на тебя запал. Рыбак рыбака… Понял?

– Понял.

– Еще вопросы?

– Вы знали сестру Романа Владимировича?

– Нину? Знала. Лариска – копия Нины. Рома называл ее «беспощадная эриния».

Монах улыбнулся:

– Лика сказала, что Лариса – дочь Нины, и ее подкинули, потому что Нина ее не хотела.

Актриса рассмеялась.

– Точно! Я слышала, были какие-то письма, якобы ей угрожали…

– Были почтовые открытки с датой, восемьдесят третий год, кажется.

– И все? – Актриса хмыкнула. – И они, конечно, теперь переворачивают сотни дел, ищут, кого она запечатала на нары? Хочешь знать мое мнение?

– Хотелось бы.

– Эти открытки – фигня, дымовая завеса. Никто не будет ждать чуть не тридцать лет, чтобы врезать. Фокус тут в другом. Тот, кто ее убил, гораздо ближе, она его достала не сто лет назад, а недавно, понял? И это меня не удивляет, она была как… казнь египетская, весь дом стонал. У меня там подруга живет, рассказывала. Кличка у нее была Мегера.