Марина Серова - Легенда эпохи

Около лифта я встретила врача со «Скорой», он меня сразу узнал и даже обратился с вопросом:

— Девушка, что же вы вчера ввели меня в заблуждение? Оказывается, вы не дочь Козельчика.

— Между прочим, это было ваше собственное предположение, я просто не стала вас ни в чем разубеждать. На это просто не было времени. Скажите, в каком состоянии Юрий Яковлевич?

— В тяжелом. Вы хотите его навестить?

— Да, хочу.

— Это исключено. — Доктор тут же обрубил мои благие намерения. — Больному нужен полный покой.

— А вы его лечащий врач? — спросила я, кокетливо улыбаясь.

— Нет, Александр Николаевич лично курирует Козельчика, — признался доктор и уточнил: — Девушка, так вы ему все-таки кто?

— Внучка, — ответила я и зашла в лифт, в зеркале которого отразился обалдевший взгляд врача.

Люблю иногда похохмить, но теперь собственная шутка меня не слишком забавляла. Я чувствовала, что с посещением Козельчика будут проблемы, и не ошиблась. Медсестра строго-настрого запретила мне заходить в палату и даже грозилась вызвать охранника.

— А с Александром Николаевичем я могу поговорить?

— Конечно, можете, — жеманно пропела она, — но его сейчас нет.

Мне не понравилась эта размалеванная девица, но тем не менее я у нее спросила:

— Скажите, пожалуйста, когда я могу встретиться с главным врачом?

— В течение дня Александр Николаевич обязательно появится в клинике, но когда именно и насколько, я не могу вам сказать. Сегодня же у большинства людей выходной. — Медсестра сделала страдальческое выражение лица и добавила: — Возможно, он вас и не примет. У него есть специально отведенные для этого часы.

— Все равно буду его ждать, — твердо сказала я и уселась на белый диванчик, под сень огромной монстеры.

— Ну, ладно, ждите, — фыркнула медсестра и села за стойку. — Только не пытайтесь проскочить к больному. Я буду за вами следить.

Конечно, персонал этой клиники мог бы быть и повежливей, но выбирала ее не я, а Козельчик. Наверное, его все здесь устраивало.

Минут двадцать я листала глянцевые журнальчики, потом услышала краем уха от проходящих мимо докторов, что приехал главный врач. Однако мне удалось с ним встретиться только через час. Пришлось пустить в ход все свое обаяние, а также пообещать, что я ни в коем случае не стану волновать Юрия Яковлевича, потому что у меня для него исключительно хорошие новости. Это было откровенной ложью, но иного способа добиться разрешения на посещение тяжелобольного я не нашла. В обыкновенной больнице, где персонал получает небольшую зарплату, возможно, за взятку медсестре я сразу бы прошла в палату, но в частной клинике это могло и не прокатить.

Я приоткрыла дверь в палату. Козельчик лежал с открытыми глазами, но не шевелился. Его профиль с резко очерченными линиями носа и подбородка казался слепленным из воска.

— Здравствуйте, — сказала я, замешкавшись в открытых дверях. Ответа не последовало, тогда я повторила несколько громче: — Юрий Яковлевич, здравствуйте!

— А, Татьяна Александровна, — сказал он глухо, не поворачивая головы в мою сторону. — Я вас не ждал.

Козельчик, как всегда, не утруждал себя излишней вежливостью. Но больному человеку это было простительно.

— Юрий Яковлевич, я…

— Зачем вы пришли? — издевательски осведомился он. — Какого черта, я спрашиваю, вы здесь делаете?

Такой поворот событий меня несколько смутил. Действительно, зачем я пришла в больницу? Даже апельсинов по дороге не купила, поэтому нельзя было сослаться на простой визит вежливости. По правде говоря, я пришла, чтобы отчитаться о проделанной работе, получить дальнейшие инструкции, ну и, конечно же, деньги. Но отчитаться — это значит сказать Юрию Яковлевичу, что мысли Антонины заняты прежде всего сыном, а здоровьем мужа она совсем не озабочена и разыскивать его пока не собирается. Похоже, Козельчик и без меня об этом догадывался, а потому мне было лучше уйти, не вдаваясь ни в какие подробности вчерашнего общения с Антониной. Я вдруг поняла, что он действительно не ждал меня, потому что не помнил своей просьбы, высказанной то ли в бреду, то ли под воздействием наркотического укола.

Вот уж я поистине влетела, как кура в ощип! Выходит, что Юрий Яковлевич не заказывал продолжения расследования. А Антонине Никитичне я предложила свои услуги с какими-то баснословными скидками, да еще без аванса, с оплатой по конечному результату. А если она неплатежеспособна? Конечно, Ершова намекала, что ради сына готова пожертвовать последними золотыми украшениями. Но что уж я, совсем такая бесчувственная, чтобы оставлять несчастную женщину без средств к существованию?

Надо было как-то напомнить Козельчику о его просьбе, высказанной в машине «Скорой помощи», но его недовольный взгляд, брошенный в мою сторону, буквально пригвоздил меня к полу и лишил красноречия. Да уж, инициатива всегда наказуема! Сколько раз я говорила себе, что не надо отступать от собственных же правил. Сначала — аванс, потом — работа. И никаких личных эмоций. Стоит только кому-то посочувствовать — и об тебя уже вытирают ноги. Вот как сейчас…

Внезапно меня осенило.

— Дело в том, что я… принесла ваш бумажник, вот. — Я наконец прикрыла дверь, прошла на середину просторной палаты и полезла в сумку, радуясь в душе, что у меня оказался вполне законный повод, чтобы потревожить больного. Достав бумажник из сумки, я помахала им в воздухе. — Вчера вы забыли его в кафе. Юрий Яковлевич, мне пришлось взять из него некоторую сумму, чтобы оплатить счет за лечение…

— Так, значит, это вы внесли оплату. — Козельчик разочарованно вздохнул. Наверное, он думал, что это сделала Антонина. Или вообще ничего не думал.

— Да, я, но из ваших денег. — Я прошла еще вперед и положила бумажник на тумбочку. — Вот, возвращаю это вам. Счет и чек внутри, можете проверить.

Законный предлог для моего визита заставил больного пересмотреть свою позицию.

— Ах, оставьте! Ничего я проверять не собираюсь, — сказал он и начал запоздало извиняться: — Прошу прощения за то, что заставил вас вчера стать свидетельницей не слишком приятной картины. Сегодня у меня тоже не очень-то презентабельный вид… Вы пришли одна?

Последний вопрос был задан без всякого перехода, поэтому я ляпнула, не успев подумать:

— Да, одна.

Сдержанная досада прорвалась сквозь кашель. Козельчик вжался в подушку, пытаясь подавить хрипы, ему это удалось, но потом он отвернулся к стене, и в палате зависла гробовая тишина.

Таня, неужели ты не видишь, перед тобой больной человек! Отдала кожаную вещицу его владельцу и можешь быть свободна. Не грузись ненужными проблемами.

— Извините, что побеспокоила вас, выздоравливайте.

Когда я вернулась обратно к двери и уже протянула руку, чтобы ее открыть, послышался глухой голос больного: