Лариса Соболева - Месть без права на ошибку

– Где искать, не знаю, но найду, – уверенно произнес Сашка. – Предчувствие говорит. Во-первых, она должна быть… Знаю, какой она должна быть. Ну, я пошел, меня девушка-мама ждет, обещал ночевать сегодня под ее крылом. Пока.

Бакшаров попытался остановить его жестом, выговорив одну букву «э», но Сашка слинял, оставив Славу и Ладу одних, да еще ночью. Что о ней подумают? Терзаемый противоречиями, опасениями, соблазнами и еще черт-те чем, Бакшаров сосредоточился на бутерброде, слегка надкусанном им же. Лада возила вилкой по тарелке. Комнату заполняло огромных размеров напряжение… Лада потянулась к компу, защелкала мышкой, и неизвестная певица (эстраду он знал на два с минусом) стала страдать на французском языке.

– Бакшаров, нам остается выпить, – предложила Лада, наливая.

– Мне полную. А тебе не много будет?

– Славка, – засмеялась она, – я совершеннолетняя.

Рюмка, выпитая одним глотком, терзания притупила. Он с удовольствием слушал мурлыканье Лады, повторяющей мотивы французской певицы. Вдруг она огорошила:

– Бакшаров, ты хоть в любви мне объяснись, что ли…

Вот. Пожалуйста. Так и знал! Не принимает его всерьез! Слава даже успокоился, хохотнул, откинулся на спинку стула, вертел в руках вилку, естественно, объясняться не стал. Лада разозлилась почему-то:

– Та-ак… В любви не хочешь признаваться. Ну, на танец пригласи.

Он встал и… задел животиком тарелку. Как она звякнула, зараза! Живот-то небольшой, а напомнил, гад, какой Слава «красавец». Но танцевать мужественно пошел. Обхватив стройную Ладу, держал ее аккуратно, боясь придавить. Он медленно переступал, увлекая девушку. Ее кудряшки касались его щеки, приятно щекоча, а глаза… Глаза становились то темными, глубокими, полными тайны и неизвестности – когда поворачивал ее спиной к мерцающей лампе, то в них загорались огни – все той же лампы отражение. Да и Лада была так близко… Совершенно случайно, не преднамеренно, Бакшаров коснулся губами маленькой родинки у виска. Лада удивленно смотрела на Славку, ждала. Потом приподнялась на цыпочки и… долгий поцелуй заставил носиться по венам Бакшарова не кровь, а кипяток. Он уже не боялся придавить Ладу, прижимал с силой девушку, словно собирался расстаться с ней навсегда. Если вдаваться в лирику, то называется это одним простым словом: любовь. Он просто любил как никто на свете, любил с отчаянием человека, давно поставившего на себе крест.

Ночью он почти не спал, боясь проснуться и не увидеть рядом Лады, боясь потерять едва возникшую надежду. Но к утру Бакшарова сморил сон. Он уснул крепко, обнимая Ладу, а проснулся, обнимая… подушку.

Сбежала! Вчера девушка выпила больше положенного, ее потянуло на романтическую волну, Слава показался ей симпатичным (полумрак же был), а утром проснулась и ужаснулась. Реальность – она хоть и паршивая, но с ней надо считаться. Сбежала. И ничего не поделаешь. Особенного в том нет, дело в нем. Любоваться при свете дня упитанностью и по всей упитанности волосатостью… ему бы тоже не понравилось. Проснуться утром, а рядом лежит женщина, покрытая черной порослью, а? Такое только по пьяни сотворить можно. Но какая ночь… Какая ночь… Воспоминания прочь!

Вещественные доказательства он убрал и смылся из конторы. Сегодня здесь не появится. Видеть Ладу – выше сил, да и ей будет неприятно.

Листая на компе разнообразных мастей лица, фамилии он прочитывал мельком. Фамилия – буквенный знак, ничего не говорящий, знак изменить запросто. Лицо – факт. В основном лица – профиль и анфас – выглядели неестественно, скованно. И вообще, в данном сборнике особей лица редкость…

Стоп!!! Чего-чего? Черемис. Еще раз: Че-ре-мис. Но на экране совсем не гражданин Че, а фамилия исключительно редкая. Слава всматривался в заостренный нос, тонкие губы, цепкий взгляд. Это же Расин, владелец отеля «Старт». Вот уж поистине: не знаешь, где найдешь, а где потеряешь. Почему же фамилия того, другого?

– Дурак ты, Слава. Они не просто водят знакомство, они родственники, отчество тоже одно. Разве сложно уголовнику Черемису приобрести документы по вкусу? Ничего себе, родственничек у гражданина Че, правой руки первого зама мэра: опасный преступник, да еще в розыске, беглый. Кагалин распушит хвост, поймав рецидивиста, которого ловят по просторам необъятной страны.

Кагалин был в отъезде, и Славка взял курс на контору, а не хотелось туда ехать… жуть. Лада и Сашка в приемной о чем-то горячо спорили.

– Привет, – на ходу буркнул он и промчался мимо, пряча нос в шарф.

– Не понял, – протянул Сашка, затем обратился к Ладе: – Чего это с ним?

– Муравод, – прошептала она, сдерживая слезы.

– Поссорились?

– Хуже! Переспали.

– Да ну? Поздравляю. – Но отчаяние Лады заставило смотреть на долгожданное событие иначе. – Понятно, снова комплексы грызут нашего шефа. Какого хрена ему надо? Мать, ну ты того… тараном бери.

– Сколько можно? У меня гордости нет?

– Есть. Не знаешь его? Он же во! – И постучал костяшками пальцев по столу. – Больной на голову, а ты его подлечи.

– У, носорог непробиваемый! Болван! – бросала Лада в сторону закрытого кабинета. – Что я такого сделала, что меня бог наказал, заставил в этого…

Сашка почесал в затылке, прикинул кое-что и выдал:

– Давай-ка, мать, иди к нему, нечего нюни распускать. Иди и выясни раз и навсегда.

Он согнал девушку со стула, подталкивал вперед, а Лада оборачивалась к нему, ища поддержки. Сашка наставлял:

– Давай, давай. Бабахни кулаком по столу, спроси: будешь, гад, жениться? Ты буром при, буром, он и сникнет. В случае чего зови, я за дверью. Буду кулаком бабахать. Да любит он тебя, просто трусло несчастное. Иди.

И втолкнул ее в кабинет. А где Слава? Лада поискала его глазами – у окна он, вдаль глядит. Потоптавшись, она робко позвала его по имени… Он вздрогнул, будто в кабинете баба-яга появилась. Лада взяла себя в руки, сухо спросила:

– Слава, в чем дело?

– Не-не-не. Ни в чем.

– Послушай, ты стран…

– Нет, все в норме. Я понял, все понял.

– Да? Как интересно. И что же ты понял?

– Ты немного выпила, понесло тебя немного не в ту степь. Я, извини, тоже выпил, и меня… не в ту степь… С кем не бывает? Я не в обиде, честное слово. Можешь продолжать работать.

Он прошел за стол и начал рыться в ящиках стола, словно Лады тут вообще нет. Девушка покраснела, через мгновение на ее щеках проступили белые пятна, потом, с трудом сдерживая гнев, еще надеясь на порядочность Славки, она спросила:

– И все?

– Да. Мы немного перешли границу… Я же сказал, что не в обиде… Давай забудем и… все.

– Ах, так?!! Ты… Ты… (профессор филологии вряд ли подобрал бы определение, кто есть Славка.) Носорог! Все! Хватит! С меня довольно. Благодарю вас, Владислав Васильевич. За все, все, все. Признаюсь, не всегда с вами приятно было сотрудничать. У вас скверный характер, вы неорганизованны, вдобавок не воспитаны. Но кое-чему я у вас научилась, за что и благодарна. Я на вас тоже не в обиде, но это дело десятое. Я ухожу от вас, обязательно в конкурирующую фирму. Вы же спите спокойно с вашим идиотизмом. Динозавр!