Лариса Соболева - Месть без права на ошибку

Тут-то и случилось. Светила луна, распространяя повсюду гнусно-тусклый свет. Черемис ненавидит теперь луну, ночь, фонари вдали. В полутьме он не понял, что происходит. Когда понял, было поздно. Виктор забился в судорогах, как билась Марга, он завыл, вернее, из горла сам по себе вырвался хрип, похожий на вой. Гена рявкнул на брата, Черемис зажал рот руками, вытаращил глаза, а надо было закрыть крепко, потому что…

Кинув Маргу на землю, Анализ отвел ей голову назад, провел по светлой шее стальным предметом, блеснувшим пару раз. Черемис еще не осознавал весь ужас происходящего, а из надреза запульсировала и потоком полилась черная жидкость. Виктор и здесь стоял в недоумении. А вот когда Марга задергалась, затрепетала, понял: ее прирезали, как обыкновенную курицу. И он, Черемис, теперь стал сообщником!!!

Виктор плакал. Сидя в сортире на унитазе, сжимая пальцами в бессильной ярости горбушку хлеба и колбасу, плакал от ненависти к родному брату. Будь проклят тот день, когда позарился Черемис на большие деньги, когда с помощью Генки выпестовал жажду власти, и честолюбие лишило извилин. Будь прокляты все… все! Он сообщник!

Дорогу назад Виктор блевал, вспоминая запах человеческой горячей крови, растворяемой в холодном воздухе. Генка раздраженно кинул ему газету. Вернулись в отель. Черемис умылся, замыл одежду в ванной Генки, вышел в комнату, где брат и Анализ пили водку, заедая ветчиной и лимоном.

– Ну, ты в натуре, переживатель, – ухмыльнулся Генка.

– Ты не смел при мне… не смел… Зачем было ее убивать?

Губы не ворочались, Черемис едва произносил слова, наливая в чайную чашку водки до краев. Бутылка дрожала в руках.

– Она нарушила правила, – сказал Гена. – От нее ждать можно было всего. Зачем нам проблемы? Да ты не боись, продумано от и до. В городе маньяк режет девкам глотки, мы под него косили. Марга, царствие ей любое, на нем зависнет. Да ладно, ты принял наше крещение. Закаляйся, Витек. Выпьем?

Виктор двумя глотками осушил чашку. Анализ вертел апельсин. Сверкнула сталь ножа, отражая свет. Острие погрузилось в мягкую ткань апельсина, хлынул сок, падал на тарелку, растекаясь… Виктор рванул к унитазу. И еще не раз бегал, а в перерывах слушал треп братца:

– Витек, смотри философски. На земле бродит людей излишне много, требуется отсортировка. Разве только лезвием или пулей убивают? Вы, правящие круги, в свою очередь выбиваете население. Зарплаты не даете, работы лишаете, экономику разрушаете. Вы тоже убиваете, согласен, косвенно, но убиваете, да еще в масштабе державы. Это ваше кредо: выживает тот, кто выживает. Что ж ты стух при виде крови? Кровь – жидкость, та же водичка, то же вино. Ты кушать любишь мясо? Но кто-то выпустил из мяса на твоей тарелке кровь, оно на столе, и совесть с твоим желудком спокойно хавает его. Наступила новая эра, где нет места слабым и беспомощным. Мы должны доказать свое право на законное место в новой эре. Выпей, Витек, за себя… За себя – обновленного.

Ругнувшись, Виктор выпил. И вдруг: стук, стук, стук. Проснулась Аннушка, она стучит. Неужели утро?

– Витя, тебе плохо?

– Плохо, – зло ответил он.

– Витя, у тебя понос?

– Да, – огрызнулся.

– Иди выпей закрепляющее.

– Отстань.

– Витя, мне в туалет надо…

– В ванную пошла!

Битва за сортир окончилась в его пользу. На чем он остановился? А! Генка поучал. Жить учил. Хорошо же. Виктор возьмет на вооружение советы братца. Будет Генка помнить его, будет, гад. В тюряге пусть глотки режет. Стоп! Чего он вякал про маньяка… До Виктора дошло: а не Генка ли с Анализом отсортировывают население города? Уж больно легко прирезали несчастную Маргу, потом жрали как ни в чем не бывало. Куда попал Черемис, куда попал?.. Они оба – маньяки и есть. Эдак они и Черемиса чикнут. Нет, шалишь, братец, Черемис не дурак. Первое: деньги, срочно надо найти тайник у Генки. Второе…

– Анна! Анна! – позвал он, открыв дверь туалета.

Показалась жена, обиженно поджав губы. Потерпит. Да хороший муж раз в год обязан в глаз заехать, а он всего-то послал.

– Дай бумагу и ручку.

Послушная Анюта принесла тетрадку и ручку, просунула в щель.

– Дура! Дай еще, на чем писать.

Через миг лист в клеточку заполнялся кривым почерком, а душа Черемиса – если не покоем, то сладкой мечтой о мести:

«Я, Черемис Виктор Николаевич, заявляю. Мой брат, Черемис Геннадий Николаевич, ныне живущий под чужим именем – Расин Геннадий Аркадьевич, владеет отелем «Старт», где и проживает. Сообщаю следующее. В отеле процветает проституция, которую контролирует брат лично, имеются постоянные клиенты, штатные проститутки и (Виктор не знал, как назвать, но сообразил) проституты. Клуб «Менада» держит друган брата, тоже уголовник, отсидевший в тюрьме много лет. В «Менаде» торгуют наркотическими средствами и огнестрельным оружием. И еще всяким оружием. Контролирует тоже мой брат. 27 октября Расин-Черемис вместе с врачом, тоже уголовником, убили проститутку по имени Марга, настоящего имени не знаю, чему я был свидетель. За старым кладбищем, в районе Восточного жилого массива, в балке, они перерезали горло Марге, подождали, пока отойдет, прикрыли труп ветками и вернулись в отель. Опасаясь мести брата, я вынужден скрыться до разбирательства соответствующих органов. Утверждать не берусь, но уверен, что Расин-Черемис (мой брат) и его врач по кличке Анализ (настоящего имени не знаю) являются теми маньяками, на совести которых несколько зарезанных женщин в городе. Возможно, когда вы будете читать это письмо, меня не будет в живых. Знайте, это сделал мой брат и Анализ. В. Н. Черемис».

Виктор подумал и сделал приписку:

«P.S. Проверьте Васкова и Тулина (мэр). Воруют».

Черемис перечитал письмо, удовлетворенно крякнул. Переписал еще на один лист, потребовал два конверта. На одном написал: «В прокуратуру», на другом «В УВД». Подстраховался, так сказать. Главное, опередить, не дать себя замочить. Как там у него: «Побеждает умный, ловкий, хитрый?» Отлично. Пока суд да дело, Черемис отсидится за границей. Вышел из туалета почти успокоенный, Аннушка пила чай.

– Аня, вот два конверта, спрячь подальше, лучше у матери. Если что со мной… понимаешь? Отдай конверты… там написано. Поняла?

Взглянув на надписи, Аня запричитала, собралась слезу пустить, дура, – Виктор цыкнул. В поле зрения попал нож, он приказал спрятать ножи до особого распоряжения.

Второй раз Бакшаров посетил хирурга, и не напрасно, отсюда и настроение отличное. Он ехал в контору и разговаривал по обычаю сам с собой:

– Слава, ты был прав, о Ларской в больнице справлялся Дурнев. Ох, не по душе тебе, Слава, рожа этого парня. Давай-ка, друг, посмотрим банк данных в полиции, вдруг орангутанга ищут по всей Руси Великой, а может, и в странах ближнего зарубежья. Что ему от Ларской надо? Влюблен? Скажешь тоже! Сугубо человеческое чувство орангутангу не грозит. Что тогда? Думай, Слава, думай. Блин, одна баба внесла сплошную путаницу. Но ведь каким-то боком она сюда присоединяется! Только ли потому, что в прошлом являлась любовницей Тулина-младшего, а в настоящем Васкова? А если ты напрасно время тратишь на нее?