Виктория Платова - Два билета в никогда

Нельзя сказать, что знакомство с некоторыми его обитателями было таким уж приятным, но Вересень был благодарен небу за то, что не замерз в машине посреди снежным заносов (а такой исход был вполне вероятен), а получил пристанище и кров.

Повезло, – сказал он сам себе вчера вечером.

Повезло… как утопленнику. Вот черт, – это был девиз сегодняшнего утра, которое началось с трупа.

Вересень стоял рядом с ним, посередине снежной пустоши, метрах в трехстах от особняка с башенками, и в голове его заезженной пластинкой прокручивалась одна и та же фраза: «Ни хера себе за хлебушком сходили – ни хера себе за хлебушком сходили – ни хера…» Впрочем, пластинка отнюдь не мешала ему оценивать ситуацию и делать первые прикидки по месту преступления.

Слегка припорошенное снегом тело принадлежало пожилой женщине. Взглянув на нее, следователь поёжился: одежда потерпевшей состояла из легкого шелкового халата, наброшенного на шелковую же пижаму. Из-под задранных, задубевших на морозе штанин торчали босые ноги. Вересень покрутил головой в поисках тапочек – не могла же старуха прийти сюда босиком! При таком морозе и двадцати метров без обуви не пройдешь, скопытишься, а тут речь о трехстах.

Тапочек нигде не было.

Старуха лежала ничком, привалившись на правый бок, а с левой стороны, в районе сердца, на пижаме и халате, расплылось большое красное пятно. Мгновенная смерть – это было так же очевидно, как и то, что на Борю свалилось очередное убийство.

– Уходите. Нечего вам здесь делать! Убирайтесь.

Карина Габитовна – кажется, так. Вчера вечером она тоже не радовала Вересня теплым приемом, но сегодня… Сегодня она взирала на следователя едва ли не с яростью.

Что ж, вас можно понять, мадам.

– Вы разве не слышали? Убирайтесь отсюда. Это семейное дело, – еще раз повторила Карина Габитовна и обернулась к топтавшемуся тут же Михалычу. – Возвращайтесь в дом, Степан Михалыч и позовите мужчин. Но только мужчин. Нам нужно будет перенести тело.

– Я бы не рекомендовал вам его трогать. Во всяком случае, пока, – спокойно произнес Вересень. – И это не семейное дело, как вы изволили выразиться. Это убийство.

Ничего экстраординарного он не сказал. Просто обозначил то, что и так лежало на поверхности. Но Михалыч, который уже успел отойти на пару шагов, резко остановился. А домоправительница (суровая женщина наверняка была домоправительницей, кем же еще) встала между Вереснем и телом, как будто хотела защитить свою хозяйку. Пусть и после смерти.

– Даже если это убийство, вам-то что? Мы пустили вас в дом из сострадания… – Она вдруг осеклась, а потом продолжила, медленно подбирая слова: – Мы пустили вас в дом… Может быть, зря? Может быть, это вы?..

– Вряд ли. Я, конечно, имею отношение к убийствам… Но, так сказать, с другой стороны. Я – следователь городского Управления, зовут меня Вересень Борис Евгеньевич.

Вересень протянул Карине Габитовне свое удостоверение, и долгую минуту она изучала его. Если домоправительница и была удивлена, то явно сумела это скрыть. С тем же безучастным выражением лица она вернула корочки владельцу.

– Следователь. Интересно. Зачем вы здесь?

– Не понимаю вас.

– Вы же почему-то приехали сюда?

– Вы знаете, почему. Я сбился с дороги. Мне помогли выбраться. Пустили в дом. Кажется, так вы сказали.

– Значит, это была случайность?

– Абсолютная.

– Что ж. Может, это и к лучшему.

– Надеюсь, что так.

– Что я должна делать?

– Ответить на несколько вопросов для начала. – Вересень снова посмотрел на голые пятки покойницы. – Кто это?

– Белла Романовна Новикова, – отчеканила Карина Габитовна. – Хозяйка дома. Сегодня мы собирались отметить ее юбилей. Семьдесят лет со дня рождения.

– Ждете гостей?

– Нет. Только семья. Это традиция. Все свои дни рождения Белла Романовна отмечает… отмечала… в кругу семьи.

– Им придется нелегко. В ближайшее время.

– Я позабочусь о ее близких.

Вересень как будто увидел Карину Габитовну в первый раз: широкие плечи, крепкие ноги, подтянутая фигура легкоатлетки (дисциплины – бег с барьерами и/или метание молота). Гордо посаженная голова покоилась на обломке древнегреческой колонны, лишь по недоразумению названной шеей. Эта – позаботится, решил он про себя. Усадит всех на свою шею и потащит в будущее, через горы и моря… При условии, что она верна этому дому. И своей хозяйке.

– Теперь о вас.

– Добрáшку Карина Габитовна. – Женщина пристально посмотрела на Вересня, ожидая стандартной реакции веселого недоумения, чтобы немедленно погасить ее.

– Интересная у вас фамилия, – меланхолично заметил Боря.

– Румынская. Не добряшка. Не дурашка. Не – да, бражка! Добрашку.

– Я понял, понял.

– Я – личный секретарь Беллы Романовны.

– Как давно вы работаете у нее?

– Последние два года. Почти два. Без одного месяца.

– Когда вы в последний раз видели ее? Живой, я имею в виду.

– Вчера. Незадолго до полуночи.

Вчера, незадолго до полуночи, Вересень сидел в гостевом домике в обществе Михалыча, двух бутылок водки и немудреной закуски. Ее ядро составляли корейская морковь, консервы «Бычки в томате» и две упаковки сарделек. Среди всего этого великолепия инородным телом смотрелся мясной торт – воздушный, нежный, тающий во рту. Торт перепал Михалычу и – заодно – Вересню с барского новогоднего стола.

Водку пил в основном бородатый Михалыч, Вересень же налегал на торт и сардельки. И думал о Мандарине, о его выходке с побегом в дебри чужого особняка. Впервые за время их счастливой и исполненной гармонии жизни вдвоем Мандарин подвел его. Или это он – Боря Вересень – подвел? Таскает животное по городам и весям, а ведь это кот! Не собака, не обезьяна, не хорёк – кот! Котам приличествует теплый дом – вот Мандарин и намекнул на это обстоятельство. Занятый своими переживаниями Вересень пропустил новогоднюю речь президента и первые одиннадцать ударов курантов. И, очнувшись только на двенадцатом, пожелал дурацкому парню здравия, а себе – как можно меньше дел, связанных с умышленным лишением жизни.

И вот пожалуйста. Умышленное с утра пораньше. Прилетело так прилетело. Здравствуй, жопа, Новый год.

Кажется, Вересень пробормотал это вслух, и Карина Габитовна посмотрела на него с недоумением.

– Вы что-то сказали?

– Э-мм… Разве хозяйка не встречала Новый год с семьей? Или это вы не встречали?

– За праздничным столом ее не было. – Личный секретарь Новиковой пожевала губами, подбирая нужные слова. – Ей нездоровилось. Она чувствовала себя неважно. Вот и решила остаться у себя.

– Понятно. Это вы нашли тело?

– Да. Я и Степан Михалыч. Видите ли, вчера случилось нечто экстраординарное. Кто-то отравил собак.