Дмитрий Серков - Корпорация «Коррупция»

Сухой треск одиночных выстрелов вернул его к действительности. Там, на главной аллее, среди могил выдающихся деятелей края, со всеми почестями, положенными офицеру и герою, хоронят Бориса Штурмина. Там – салют, ордена на атласной подушке и безутешная вдова, рыдающая над гробом. Там – трепетные речи и искренние признания, там – все сливки южноморского бомонда, телеграммы из федерального центра, пылкие соболезнования и лицемерная скорбь. А здесь – суровая реальность. История одного одиночества.

Ведь у последней черты их собралось всего четверо.

Главред «Губернского колокола» Ринат Салехов, застывший у края могилы и молча следивший за слаженными действиями похоронной бригады, взявший на себя организацию и финансирование похорон. Если отбросить случившийся секс на одну ночь, что между ними было? На сколько отношения складывались искренними и открытыми?

IT-шник и один из авторов «Колокола» Вадим Крюков, по утверждению Алены, единственный преданный друг, готовый ради нее и в огонь, и в воду. Остекленевший взгляд и позеленевшее лицо, не выражавшее эмоций. Первые комья земли упали не только на крышку гроба, но и на часть его открытой пока души.

Затейница и просто красивая женщина Света Малышева, когда-то увидевшая в Алене конкурентку на личном фронте, а затем ставшая не боевой подругой, но коллегой, с которой складывались ровные рабочие отношения. В ее руке как последний поклон зажаты две огненные гвоздики.

И он сам, Василий Петрович Леднев, явившийся на похороны больше по долгу службы, нежели по каким-то иным мотивам.

Вот и все. Ни близких, ни родных. Еще письмо из Питера, от того самого Андрея Владиленовича, призревшего долг журналиста и пошедшего на сделку с властью. Письмо, больше похожее на характеристику с места работы, нежели на соболезнование.

А ведь девочка могла бы жить…

Вчерашнее совещание в Следственном управлении Южноморского края оставило неприятный осадок. Как и предвидел Леднев, никто из участников не был заинтересован в объективном расследовании обстоятельств смерти советника губернатора и самоубийства журналистки газеты «Губернский колокол», и все свелось к формальным выступлениям докладчиков. Виталий Лосневский, по праву следователя, проводившего осмотр места происшествия, озвучил первоначальные выводы, полицейские оперативники вкратце доложили о беседах с коллегами погибших. Факты и данные судмедэксперта подтвердили версию самоубийства, но оставались еще вопросы, без ответов на которые Леднев не был готов поставить в деле жирную точку. Его прожженная в боях с человеческими пороками интуиция не позволяла остановиться на достигнутом, и в казавшемся таким очевидным деле он искал подводные камни, но не находил. Как не находил и поддержки у представителей местной власти.

Никто не оспаривал право Василия Петровича возглавить следствие, но амбиции, а скорее даже страх показать всему миру исподнее власть предержащих едва не свели конструктивное обсуждение к банальному базару.

– Что здесь рассусоливать?! – Илья Ильич Панов оттолкнул лежавшую перед ним на столе распечатку дневника Алены Соболевой. – Что это, скажите мне, если не явка с повинной?! Приревновала своего… хм… хахаля, за то, что трахнул проститутку… да не одну даже, и в сердцах вальнула его. Чтоб, значит, не совал свой…хм… куда не попадя.

Бытовуха чистой воды. Ну да, на беду оказался ее любовник персоной краевого масштаба, так что ж, не люди что ли? Кто из нас девок за причинные места не щупал?

Признаваться, что да, щупал, никто не спешил. А Панов продолжал:

– Мужика завалила, а как увидела, как осознала, что натворила, так испугалась и в окошко-то и вышла. Были б в деле рядовые граждане, так сразу бы и закрыли в связи со смертью фигуранта. К чему сотрудников от работы отрывать, если и без того приговор очевиден? Здесь же аффект чистой воды!

– Предумышленное убийство, – непроизвольно поправил шефа следователь

Лосневский, пребывавший в раздумье, за что тут же был одарен испепеляющим взглядом.

Леднев кивнул, соглашаясь с квалификацией Виталия.

– Если верить дневнику, то пистолет она приобрела у неустановленного лица задолго до убийства…

– Так для самообороны ведь! – возразил Панов, играя желваками.

– Может да, а может, и нет. Это точно знает только один человек, но, боюсь, что нам она уже ничего не скажет. Если дневник вообще принадлежит Соболевой, а не подброшен нам специально в качестве оправдания убийства Штурмина.

– Нууу, – протянул Панов, сложив пухлые губы трубочкой, – ты загнул, Петрович.

Таким макаром преступление на бытовой почве в государственный заговор превратится.

Хватит искать черную кошку в темной комнате, и без того работы – вал. Ты знаешь, сколько дел у одного Виталия в производстве находится? А у всего Следственного управления? При твоих запросах, где я тебе людей найду?.. Нет, Виталий, скажи, сколько?

– Много, Илья Ильич, – глухо ответил Лосневский, не отрывая глаз от закрытой папки с документами, но в голосе его не было непреклонной уверенности, не прозвучало желание отстаивать точку зрения своего руководителя.

– То-то и оно, что много. – Панов нуждался в поддержке и настойчиво искал ее в своем лучшем следователе. С убийством советника губернатора он остался один на один: глава СУ по Южноморскому краю, вернувшись из Москвы, слег в госпиталь с сердечным приступом, оставив своего зама за старшего. И Илья Ильич небезосновательно подозревал, что болезнь того – чистой воды симуляция, попытка отсидеться, вернее, отлежаться, пока ситуация не разрешится в ту или иную сторону. Потому и он, полковник юстиции Панов, хотел быстрее отделаться от столь неприятного дела, понимая, что если облажается, то головы ему не сносить.

Понимали это и все остальные, но у каждого был свой интерес.

Чем дальше, тем больше срывался Панов, не внимая никаким доводам со стороны, упирая на то, что не стоит усложнять дело.

– Труп – есть. Признание – вот оно, – он хлопнул ладонью по распечатке дневника. –

Убийца совершил суицид. Сейчас отрапортуем наверх, успокоим высшие умы. Нам потом воздастся.

Леднев спорить не собирался. Его не столько интересовала личность человека нажавшего на курок – криминалисты однозначно заявили, что «пальцы» на орудии убийства принадлежат Алене Соболевой – сколько подноготная преступления.

– Отрапортуем, когда время придет. Пока не будет заключения автороведческой экспертизы, я не считаю автором дневника Алену Соболеву. И вам не советую.

Направлений движения – уйма, вот ими и будем заниматься. Основной вопрос на сегодня: откуда взялся злосчастный пистолет? Знаю, что Заур Имранович уже занимается этим вопросом.