Дмитрий Серков - Корпорация «Коррупция»

Среднего роста брюнет со жгучими карими глазами, немного полный, в стильном кашемировом пальто ниже колен и с пухлым кожаным портфелем под мышкой. Но пальто висело мешком, пузырясь на карманах, туфли были не чищены, низ штанин забрызган грязью, узел галстука кривой и не затянутый. Совсем ни к месту казался золотой браслет толстого плетения на запястье, еще более толстая цепь на шее, проглядывавшаяся из-за сбившегося ворота сорочки и золотая коронка во рту, тускло мерцающая из-под неплотно сжатых губ. Нувориш! Ему бы куртку кожаную, кепку-аэродром и – на рынок мандаринами торговать, а не отвлекать от работы государевых людей.

– Здравствуйте, дамы, – гость изобразил пародию на церемониальный поклон. – У себя?!

Говорил визитер с легким закавказским акцентом, постоянно поддергивая выпадающий из-под мышки портфель.

– Здравствуйте, Рубен Арутюнович, – Вера расплылась в улыбке, точно встретила старого знакомого, и покачала головой. – К сожалению, нет.

– А когда?.. – по всему он был крайне обескуражен.

Верочка хотела бы помочь, но не могла.

– Не знаю, – она пожала плечами и произнесла нараспев, – он улетел, умчался вдаль…

Тот, кого называли Рубен Арутюнович, рассеяно уселся на один из стульев, в изобилии выстроившихся вдоль стены. Достал из кармана носовой платок с монограммой, протер вспотевший лоб и шею, задумался на мгновение, а затем, точно вспомнив нечто важное, вскочил на ноги.

– Простите, дамы! Я провел неделю в Париже, в изумительной столице моды, и не мог не привезти вам, Верочка, частичку прекрасного.

На столе секретаря появился изящный флакон французских духов Chanel. Коробку шоколадных конфет протянул Соболевой.

– В поездке я посетил Женевское озеро, отведал чудесного шоколада, и хочу поделиться им с вами, уважаемая…

– Алена – улыбнувшись, представилась журналистка.

– Алена, – согласился Рубен Арутюнович. – Поверьте, нет лучше сладостей, чем в старой доброй Центральной Европе. В них опыт и история…

Тем временем, Вера извлекла на свет из ящика стола увесистую папку с тиснением, и положила перед Рубеном Арутюновичем, точно немного смущаясь.

– Борис Андреевич велел передать вам…

Он нервно схватил папку в руки и резко распахнул, начал быстро листать, то и дело возвращаясь к первым страницам, словно желая удостоверится в чем-то. Затем, добравшись до конца, недоуменно уставился на секретаршу, беспомощно предъявляя ей на обозрение содержимое – бумаги, заполненные текстом, расчетами и графиками.

– Но он же не наложил визу?! Не подписал ничего…

Рубен Арутюнович побледнел, испарина покрыла лоб.

– Понимаете… шеф сказал, что не время… – Верочка не знала, как оправдаться за поступок советника, и в двойне ей было неудобно от того, что только что приняла подарок из рук просителя, а надежд не оправдала.

– Может, посоветуете что? – понизив тон, спросил он, подозрительно косясь в сторону Соболевой, точно ее присутствие мешало заключению совершенно секретной и дурно пахнущей сделки.

Но Вера только развела руками и что-то промямлила себе под нос.

Не солоно хлебавши, потоптавшись несколько минут в раздумье, Рубен Арутюнович в сердцах бросил папку в портфель и, не раскланиваясь чинно на прощание, убыл, оставив двух женщин с собственными мыслями.

Уловив вопросительный взгляд, Вера поспешила объясниться:

– Рубен Арутюнович – душа-человек. Всегда обходителен и с презентом… Никак не может с Борис Андреевичем общего языка найти. Уж и так, и эдак, и прямо, и в обход, а шеф даже на порог не пускает…

И Верочка рассказала душещипательную историю о том, как, сжалившись однажды, попыталась заступиться за просителя перед советником. Сказать, что Штурмин был разгневан – не сказать ничего. Не кричал, не ругал, а только зыркнул так, что Вера сразу поняла: с подобными вопросами к патрону лучше не подходить.

С тех пор она занимается исключительно секретарской работой.

– А фамилия у нашего героя есть? – полюбопытствовала журналистка в ответ на историю.

– Есть! – Вера кивнула головой. – Давлатян. Давлатян Рубен Арутюнович. Известный в крае бизнесмен. Только с администрацией все никак отношения не складываются.

Бизнесом занимается скорее не благодаря своим связям, а вопреки их отсутствию.

Давлатян! Это ли не удача?

Профессиональное любопытство вспыхнуло у Алены с новой, доселе невиданной силой. Столько хождений и поисков, столько разговоров вокруг и около, а решает все случай.

Звонок от Бориса Андреевича Штурмина отвлек ее от размышлений.

– Алена, появилась свободная минута, не составите компанию за обедом? Заодно и пообщаемся, отвечу на любые волнующие вопросы.

В этот раз они обедали в ресторане «Графская усадьба» – уютном полуподвальном помещении с тяжелыми каменными сводами, что на 4-й линии. Излюбленном заведении южноморской элиты. Приватная атмосфера, вкусная еда. Соболева давно отметила приверженность Бориса Андреевича к качественному питанию. Дорогое или дешевое – не важно, главное, чтоб на должном уровне.

Советник был не в духе, ел без аппетита, позволил себе пятьдесят грамм водки для релаксации.

– Простите, Алена, сил нет. А еще перед губернатором отчитываться…

Он не стал рассказывать, как провел день. Все больше молчал и играл желваками.

Каждые пять минут к столику подходили, раскланивались, улыбались, здоровались и услужливо жали руку советнику. За версту чувствовалось почтение, граничащее с лакейским заискиванием.

От Соболевой не могло укрыться, как тяжело ему сегодня отвечать на приветствия, обмениваться короткими ничего не значащими фразами. Царь зверей устал и ищет покоя.

Хочет, но не может себе позволить. Она ловила на себе его взгляд, взгляд сильного мужчины, мужчины, не страшащегося выказать свою слабость.

– Знаете, Алена, что самое обидное? – он отложил в сторону нож и вилку и почти с ненавистью поднялся навстречу приближающемуся коллеге, уже протянувшему руку для рукопожатия.

Соболева дождалась, когда тот отойдет в сторону.

– Что?!

– Все эти люди, которых вы здесь видите: судьи, прокуроры, чиновники, генералы, псевдо предприниматели – все, кто сейчас желал мне здоровья и интересовался моими делами, с удовольствием сплясали бы на моей могиле. Каждый второй – представься возможность – без зазрения совести всадил бы мне нож в спину. Состояние моего здоровья интересует их только в разрезе, когда же я сдохну, и перестану мешать растаскивать в разные стороны богатства страны, брать взятки, покупать на украденное дома и яхты… Ведь они прекрасно понимают, что я копаю под каждого, слежу за каждым их шагом и, как только доведется, упеку за решетку. А они, в свою очередь, вся эта свора шакалов ждет, когда же я допущу ошибку, и они смогут меня свалить, накинуться гуртом и запинать ногами.