Марина Серова - Кровавый коктейль

— Спасибо. Ничего, прорвемся. Бывало и хуже.

Артур лежал в восьмой городской больнице, за мостом через Черный овраг. Нас пропустили к нему без проблем, предложив переодеться в белые халаты.

В лифте Костя попросил меня не особо усердствовать с вопросами.

— Врачи не рекомендуют волновать…

— Конечно, Костя. Это же дружественный визит. Я просто успокоить его хочу.

В одиннадцатой палате на втором этаже мужчины наслаждались крутым боевиком. На экране маленького цветного телевизора, стоящего на окне в окружении банок и мешков, крутые мены безжалостно косили друг друга из разнокалиберных стволов. Пот градом катился с перекошенных рож на экране.

Я подумала, что такая спокойная обстановка, вероятно, очень благотворно влияет на психику мальчика, который находится в этой палате на лечении по поводу нервного срыва. Или же это своеобразная шоковая терапия — самый передовой метод лечения всех болезней в наши дни, в том числе и социальных. Особенно их!

В углу на кровати лицом к стене лежал мальчик. Как правильно я предположила, это и был Артур.

Костя подошел к нему, потрепал его по щеке. Положил апельсины на тумбочку.

— Привет, сын. Это тебе.

— Привет. — Мальчик повернул голову в нашу сторону. — Спасибо.

— Пойдем в холл. Я тебя сейчас кое с кем познакомлю. Тебя это обрадует.

Мальчик поднялся, натянул тапки.

Мы разместились на диване в холле, который по случаю нахождения в нем нескольких корявых пальм в кадках, обернутых бумагой, вероятно, претендовал на звание по меньшей мере зимнего сада.

— Костя, по-моему, Артуру было бы лучше дома. Наняли бы врача. Для вас ведь это не проблема. В такой палате с ума съехать можно.

— Нет, не надо. Мне здесь хорошо.

— Артура же ночью сюда привезли на «Скорой». Я хотел потом поместить его в отдельный бокс или в другую больницу перевести, но он, видишь, против.

— Здесь нормально все, папа. Не переживай.

— Артур, эта очаровательная дама, которая так волнуется за твое здоровье, — лучший детектив Тарасова. Она обязательно найдет Аню. Ее зовут Татьяна Александровна.

— Правда?! — Следы безразличия и отрешенности мигом улетучились с лица мальчика.

Я кивнула. Произнести вслух то, в чем не было никакой уверенности, у меня не хватило духу.

— Можно задать тебе вопрос, Артур? Один всего.

— Конечно.

— Не было ли у Ани знакомых, имеющих красные «Жигули»?

— Да нет. Вроде не было. У нее вообще здесь мало знакомых.

Еще немного поболтав с ним о его учебе, о сопалатниках, обожающих боевики, мы расстались с ним. И, по-моему, он ушел, окрыленный надеждой. Чего нельзя было сказать обо мне.

В машине Костя предложил:

— Может, поужинаем в ресторане где-нибудь по дороге? А потом подбросим тебя домой.

— Ну уж нет. У меня теперь на некоторое время к ресторанам стойкое отвращение. Если не вчерашний ужин с последующим гаданьем, я бы, может, сейчас у тети в деревне молочко попивала, сил набиралась бы. Так что домой, и как можно быстрее.

— Вот эгоистка.

— Да. Мне нынче мое гадание любить себя рекомендовало.

Наконец-то день визитов закончился. Я дома, в своей комфортабельной квартире, в уютном махровом халате. Шторы задернуты, мягкий свет торшера навевает покой.

Но рабочий день еще не закончен. Еще кассета и Кирсанов.

Включаю автоответчик. Пара ошибочных звонков. Звонок от Ленки-француженки, мечтающей потрепаться со мной за чашкой кофе, скорее всего, о своей любимой безденежной учительской работе. А вот и Кирсанов:

«Привет, Таня. В каких краях тебя носит? Где твоя пунктуальность, сыщик? Звони мне домой. Жду».

Набираю номер Кирсанова, отвечает приятный женский голос:

— Алло.

— Здравствуйте, извините, пожалуйста, не могла бы я услышать Кирсанова Владимира Сергеевича?

— Да, пожалуйста.

— Владимир Сергеевич? Это Татьяна.

— Да я уже понял. Долго же твой рабочий день длится, если ты, конечно, все еще работала в это время.

— Если у меня есть работа, я круглосуточно на посту. Выкладывай, чем порадовать можешь?

— В общем-то я договорился. Но только уж ты про жаждущих-страждущих не забудь. Я думаю, коньяка хорошего хватит. Часам так к одиннадцати туда подкатывай. Пока там всякие планерки, решение организационных вопросов. Так что не раньше одиннадцати. Найдешь полковника Григорьева, он все устроит. О’ кей?

— О’ кей. Годится. Спасибо, Киря. Что я в долгу перед тобой, говорить не стану.

— Да? А я так рассчитывал на такие теплые слова, — рассмеялся Кирсанов. — Ну ладно, бывай. Ежели чего надо будет — заходи.

— Пока, Володя.

Я положила трубку. С этим решено.

Теперь кассета. Включила видик, поставила кассету. Грязно-розового цвета обои с овальным рисунком между продольных полосок. Бархатная обивка дивана цвета бордо, такого же цвета задернутые портьеры, девочка, плачущая и взывающая к отцу, гнусавый голос за кадром, объявляющий месть, — никакой зацепки, никакой дополнительной информации. Камерой захвачен лишь один уголок помещения. Это могло быть снято в любой городской квартире. А может, в одном из расплодившихся как грибы «массажных» салонов. И это, возможно, самое верное предположение.

Я многократно просмотрела кассету, не обнаружив больше ничего нового. Отключила видик. Откинулась в кресле, на минуточку закрыв глаза.

Да, Таня, повезло тебе, прямо-таки счастье подвалило.

Но нулевой результат тоже результат. Я не из тех, кто руки опускает. Как говаривал мой кумир Высоцкий: «Если я чего решил — выпью обязательно». А потому «ничто нас в жизни не может вышибить из седла». И ночь всегда темнее перед рассветом.

Этот небольшой сеанс аутотренинга позволил мне избавиться от пессимизма. И хоть желания прыгать по комнате от радости у меня не появилось, но вера в свои гениальные способности все же вернулась.

Я, конечно, не буду, как Ниро Вулф, чмокать вытянутыми в трубочку губами, лакая при этом галлонами пиво, не буду подрезать орхидеи. Я буду действовать своими уникальными, характерными лишь для меня, Тани Ивановой, методами. И один из них заключается в том, что я, разложив перед собой газету «Кому что», просто обзвоню все массажные салоны, разместившие там свою рекламу. Я знаю, как найти эту таинственную комнату.

Только сначала ужин и гадание. Хотя стоп, Танюша, лапуля. Картошка бабы Клавы была не таким уж легким ужином. А злоупотреблять калориями после семи часов вечера — кощунство по отношению к твоей изумительной фигуре. Так что обойдемся теплым молочком.

Помыв руки и подогрев молока, я уселась в кресло со стаканом и, совмещая приятное с полезным, сформулировала вопрос: «Верно ли принятое мною решение?»

Перемешав свободною рукою кости, бросаю: 12+20+25 — «Ваша предприимчивость больше проявляется в вашем же воображении, чем в реальных делах».