Инна Бачинская - Потревоженный демон

— Мы пока не знаем. Я хотел спросить, у вас родственники есть? Может, братья двоюродные…

— Да нет никого, одна я. Кто отец Леночки, я не знала никогда, отец Лилечки… тоже вот, как с моста сгинул. Уехал к себе в Эфиопию, и след замело. У нас в роду все женщины с ломаной судьбой. Я вот тоже замуж не вышла… Судьба. Вы думаете, кто-то из наших вступился? Нет никого, одни мы, сироты. Некому вступиться.

— Кто бывал у вас в доме?

— Кто?.. — Она задумалась. — Все свои бывали, чужих никого. Валерий Илларионович, потом друг его, тоже художник, немолодой, в возрасте. Примерно за два года до смерти Лилечки привел он своего молодого друга Эмилия. Фамилии не скажу, не знаю. Тот в Лилечку без памяти влюбился, ходил к нам чуть не каждый день. Она его привечала, радовалась, картинки свои дарила. Он и собачку ее потом забрал. Эмилий добрый человек, душевный, куда ему убить! Он… — Она замялась и махнула рукой. — Да он в разных носках ходит! Какой из него убийца! Нет, и не думай! Он и мухи не обидит, добрая душа.

Эмилий?! Этого Федор не ожидал. Какой, интересно, Эмилий? И сколько Эмилиев в городе? И все в разных носках?

— Эмилий Иванович? Из музея? — уточнил он.

— Вроде из музея. Хороший человек, тоже деньгами помогал. Эмилий не мог, даже не думайте про него ничего такого! Он человек мягкий, смирный, смотрел на Лилечку, как на икону…

Значит, тот самый. Эмилий Иванович из отдела старых документов. Тот самый, который знал Лилию Тадессе, знает спикеров, в чьем подвале нашли Болотника. Правду говорят, в тихом омуте…

Бинго, как называют таких герои детективных сериалов. Хотя какое там бинго? При всем своем богатом воображении Федор не мог представить себе, что Эмилий в разных носках мог… Не мог! Хоть убейте, не мог! Даже подозрительный и недоверчивый капитан Астахов, Коля Буль, уверен, что Эмилию не нужно алиби. А если они оба ошибаются? Ну, необязательно убийца, но пособник… накачанного стремительного незнакомца на черном джипе? Чужого?

— А Валерий Илларионович уже старенький был, да и нет его больше, — вздохнула Руслана Андреевна. — Я же говорю, умер через полгода после Лилечки, сердце не выдержало. Мы с Эмилием ходим к ним на кладбище, приносим цветочки; я убираю… Ох, горе наше горькое…

…Федор постучал в маленькое подслеповатое оконце, похожее на бойницу. Оконце было утоплено в глубине полутораметровой стены и пламенело красным — в нем отражался закат. Федору пришлось стать на «опоясывающую» декоративную лепнину. Он увидел в глубине комнаты Эмилия Ивановича, сидевшего за компьютером. Заслышав стук, тот встрепенулся, завертел головой. Федор снова постучал, и Эмилий Иванович взглянул в сторону окна. Завидев Федора, он обрадовался, махнул рукой и побежал открывать.

И снова они сидели на крыльце и пили кофе. Федор из чашки с жизнерадостным снегирем, Эмилий Иванович из чашки с иронической вороной.

— Вот! — Федор вытащил из папки длинный серый конверт. — Копия письма из деканата о практике студентов. Оригинал у вашего директора, он разрешил и, по-моему, даже обрадовался. Если вы не против, первую партию разыскников я приведу третьего сентября, и мы определим фронт работ.

— Конечно, приводите. Я не против, Федя. Я хотел спросить… что-нибудь уже известно об этом человеке? Из подвала. Как он, кстати?

— Известно, Эмилий. Его зовут Анатолий Болотник, он успешный адвокат, известен в городе. Пока без перемен. Имя знакомое?

Федор испытующе смотрел на Эмилия Ивановича, тот отвечал ему честным и недоуменным взглядом.

— Успешный адвокат? Понятия не имею, у меня нет знакомых среди адвокатов. А за что его? И кто?

— Кто — мы пока не знаем. А за что… это длинная история, Эмилий. И связана она с вашей знакомой Лилией Тадессе. — Федор продолжал сверлить Эмилия Ивановича испытующим взглядом.

— Лилей? — изумился Эмилий Иванович и даже привстал с крыльца. — Почему? Каким образом?

— Болотник — один из тех, кто надругался над ней.

— Надругался?! — вскрикнул Эмилий Иванович. — Что вы… Что значит надругался? Как?

— Вы не знали? — в свою очередь, удивился Федор.

— О чем? — Эмилий Иванович сдернул очки и смотрел на Федора выпуклыми бледно-голубыми близорукими глазами. И такое было изумление в этих глазах, что Федор отбросил всякие подозрения в причастности Эмилия Ивановича к убийствам.

— Четырнадцать лет назад Лилия Тадессе… одним словом, над ней надругались. Десятого августа, четырнадцать лет назад. Тогда их не нашли, а сейчас…

— Надругались? Как надругались? Это неправда! Не верю! Как это! — бессвязно выкрикивал потрясенный Эмилий Иванович.

— Это правда, Эмилий. Мне очень жаль, я думал, вы знаете.

— Ничего я не знаю! Бедная девочка! Господи, я ничего не знал! Я думал, она из-за мамы… у нее мама погибла! А она… тоже! Десятого августа! Они убили ее! Они же ее убили! Господи! Теперь я понимаю…

Он закрыл лицо руками и, к испугу Федора, заплакал. Он сморкался, вытирал слезы, всхлипывал, и было видно, как ему больно. Федор поежился. Он покопался в кармане пиджака, достал носовой платок и протянул Эмилию Ивановичу. Подхватил пустые чашки и пошел на кухню. Разделил поровну оставшийся кофе и понес на крыльцо. Протянул кружку Эмилию Ивановичу. Тот кивнул.

— Это один из них? В подвале… Сколько же их было?

— Да. Это один из них. Мы думаем, их было трое. На сегодня нам известны трое.

— А остальные?

— Остальные двое были убиты.

— А что будет с этим?

— Этот… тоже убит. Вряд ли он поправится.

— Если бы я знал! Если бы я только знал! Я бы его своими руками… Я бы закрыл его в подвале! Я бы его не выпустил! — Эмилий Иванович стучал кулаком по крыльцу. Потом он затих, сидел, бессмысленно вглядываясь в выщербленные ступеньки.

— Эмилий, тебе известно что-нибудь о родственниках Лили? — спросил Федор, переходя на «ты».

— О родственниках? — переспросил Эмилий Иванович, казалось, он не понял, о чем спросил Федор. — Не было никого. Только Руслана Андреевна, бабушка Лилечки. Может, она знает.

— Она говорит, никого не осталось.

— То есть вы не знаете, кто их…

— Не знаем, Эмилий. Этот человек… мы назвали его Чужой, восстановил, так сказать, справедливость. Машина правосудия пробуксовала, и он взял ее миссию на себя, выражаясь высоким штилем. Не буду утомлять тебя деталями, Эмилий. Его видели, свидетели описывают примерно одинаково, у него большой черный внедорожник… Возможно, он носит очки с затемненными стеклами. Никого не напоминает?

Эмилий Иванович недоуменно пожал плечами.

— Никого. А вы… ты не ошибаешься, Федор? Через четырнадцать лет… Да и не знал я ничего! От меня никто не мог узнать.

— А твой друг, старый художник…

— Валерий Илларионович? Он уже умер, через полгода после Лили. Ну что ты, он был больной и старенький…