Татьяна Устинова - Пороки и их поклонники

Архипов выловил его и кинул на пол. Гектор шлепнулся с лягушачьим звуком.

Лизавета сказала – он не помнил точно фразу, потому что ненавидел эту ее манеру выражаться, – что каждый получает по заслугам. Никто не должен быть в обиде. Кажется, именно так.

Значит, Мария Викторовна должна удовольствоваться тремя картинами покойного Лизаветиного супруга и не мечтать ни о каких квартирах. Так, что ли?

В позвоночнике опять задрожало и поехало – вверх и вниз.

“Постой. Ты рассуждаешь так, как будто на самом деле разговаривал с покойной Лизаветой на Чистых прудах. Ты не мог с ней разговаривать. Она умерла. И все-таки я с ней разговаривал. Я ущипнул себя за руку – вот синяк. Я бросил собачью цепь на землю и потом подобрал ее. Я отлично помню, как нагнулся, чтобы ее подобрать. Я никогда ее не бросаю. Люди боятся Тинто, и я всегда делаю вид, что крепко его держу. Она сказала – будет дождь, хотя было солнечно и тихо, и я вымок до трусов и шнурков на кроссовках.

Подожди, – уговаривал он себя, – подожди”.

Каждый получил именно то, что нужно. Никто не должен и не может быть в обиде. Ах, черт побери.

– Я должен поговорить с ней, – заявил Архипов Тинто Брассу, – я должен все у нее узнать. Почему Лизавета сказала про заслуги? Может, они поссорились или она узнала про девочку Машу что-то такое, чего не должна была знать?

Тинто пожал плечами.

Архипов вылез из пенного тепла, кое-как вытерся и напялил сухую одежду. Хотелось есть, но он почему-то решил, что ему некогда. Он вернется от Маши Тюриной, сядет и поест.

Примерно в час ночи он снова открыл дверь на площадку – тень от Тинто скакнула на противоположную стену, – перешел гранитный квадрат и позвонил.

Никого. Ничего.

Мария Викторовна со своим братом как сквозь землю провалились.

Или точно провалились? Отправились в преисподнюю навещать Лизавету?!

– Тинто, искать! Искать, Тинто!

Мастиф подошел, повел башкой и посмотрел на Архипова – он не понимал, кого искать, а Архипов не знал, как ему объяснить.

Куда они могли деться? Музеи и парки аттракционов давно закрыты. Библиотеки и Дома культуры тоже. На дежурстве она была вчера.

Все-таки в больницу он позвонил.

Томная особа дамского пола сообщила ему, что Тюриной не будет до послезавтра, а послезавтра звоните с утра.

– А вы кто? – спросила она напоследок. – Передать, что вы звонили?

– Архипов Владимир Петрович я. Передайте, что мы звонили.

Он высадил их у дома и поехал на работу, где коллектив маялся без начальника и без дела. С работы приехал около восьми и сразу пошел бегать – только снял костюм и надел штаны и майку. Из ванны вылез в полдесятого и стал звонить в дверь.

Спину под свитером ломило и как будто выворачивало наизнанку, костями наружу. Он все тер и тер ее. Спать он не мог.

Мама всегда говорила, чтобы он звонил, если задерживается.

“Я не могу спать, когда не знаю, где ты”. Он не понимал, как это – не может спать? Чего проще, ложишься и спишь!

Оказывается, он не мог спать, когда не знал, где Маша Тюрина.

Она же должна быть дома! Она после дежурства, она должна спать дома, на диване, под пледом!

Должна, но ее нет.

Вдвоем с Тинто Архипов завалился на круглый матрас и некоторое время лежал в темноте, сам перед собой делая вид, что успокаивается и засыпает.

Дождь шумел за стеклянной балконной стеной, по-деревенски шуршал в цветах, которые в больших деревянных ящиках растила Любаня. Пахло землей и свежестью.

Тинто Брасс завозился и повалился на бок, разбросав гигантские лапы. Архипов слегка его пнул, чтобы не слишком разваливался, а более для того, чтобы напомнить, кто здесь вожак. Тинто не обратил внимания.

…Куда она могла деться? Да еще вдвоем с приезжим мальчишкой?! Или этот приезжий мальчишка куда-то ее заманил?! Или она отправилась по “Пути к радости” и не предупредила Архипова?!

Он лег на спину и потерся об “Уют-2000” вывороченными из позвоночника костями.

Она что-то знала о завещании. Знала – и просила ничего не предпринимать и ничему не удивляться.

Знала, что Лизавета оставила ему квартиру со всем содержимым?! Знала все это время – когда разговаривала с ним первый раз, едва сдерживаясь, чтобы в ту же минуту не выставить его за дверь, знала, когда он звонил ей в больницу, знала, когда ела клубнику, когда предлагала помыть посуду?!

Нет. Вряд ли.

Она тряслась и хватала его за кисть холодными пальцами, как будто натертыми наждачной бумагой, и явно чего-то боялась.

Двух приличных и скучных джентльменов из “Радости”? Почему?

Кто приходил к ней накануне и пел хором? Вряд ли в дело замешаны несколько “религиозных организаций”, значит, скорее всего “Радость” и приходила. Лизавета в первом своем завещании отписала им квартиру – Архипов никак не мог в это поверить.

Во-первых, пока она была жива, никакие “религиозные организации” не занимались в ее квартире хоровым пением. Во-вторых, несмотря на крайнюю экзальтированность и манеру говорить в духе русского интеллигента Васисуалия Лоханкина, Лизавета не была ни фанатичкой, ни убогой.

Как она могла завещать квартиру религиозной общине?! Или ее заставили, а она тайно изменила завещание?

Тогда почему в его пользу, а не в пользу несчастной сироты, которую Архипов поклялся “не оставить”, а она взяла да и пропала средь бела дня, едва он уехал на работу?!

Вывороченные кости царапались друг о друга и о мягкий матрас. Тинто поблизости тяжело вздохнул – ему передавалось беспокойство хозяина.

Держась за спину, Архипов сел, подтянув к подбородку джинсовые колени.

Дождь шумел, было тепло и влажно, и хотелось, чтобы ночь быстрее прошла.

Три часа. Самое время для кофе.

Архипов включил чайник и на всякий случай предпринял еще один рейд к соседкиной двери. Как и все предыдущие, рейд закончился ничем.

Владимир Петрович постоял на площадке, порассматривал потолок – темный, как ночное небо, – и внезапно вспомнил, что хотел проверить, почему не горит свет.

Три часа. Самое время для проверки электричества.

Что-то мелькнуло по противоположной стене – огромное, темное и быстрое. Мелькнуло и пропало из глаз. Архипов замер.

– Тинто! Это ты?!

Мастифф показался в дверном проеме.

– Это ты шляешься, Тинто?!

Пес ответил что-то, но Архипов не понял. Иногда его просто бесило, что его собака не говорит нормальным человеческим голосом, нормальными человеческими словами. Ну что ему стоит, а?

Архипов вернулся в квартиру, отыскал фонарь и спустился по лестнице на один пролет. Тинто тоже вышел на площадку, и огромная черная туша маячила теперь в жидком полумраке на верхней ступеньке.

Хорошо, что он там. Вдвоем не так страшно.