Марина Серова - Клиент всегда прав

— Вы намекаете на то, что смерть Альберта Степановича была ей выгодна? — прямо спросила я, не сводя с лица Ольги испытующего взгляда.

— Сказать такое… — недоуменно приподняла она плечи, — что вы! Хотя… почему бы нет? — как-то вдруг оживилась и повеселела она.

— То есть вы считаете, что госпожа Дюкина могла быть заинтересована в смерти своего мужа? — не отступала я, добиваясь от нее конкретного ответа.

— Ну вы же не маленькая! — с насмешливым пренебрежением взглянула на меня Зарубина. — Кому достанется все это? — окинула она завистливо-злым взглядом помещение.

— Но Вероника Сергеевна любила своего мужа! — в интересах дознания горячо возразила я.

— Это ничего не меняет, — двусмысленно усмехнулась моя собеседница, — от любви до ненависти, как говорится…

— То есть вы намекаете на то, что у Вероники Сергеевны был повод возненавидеть своего мужа?

— Я не была вхожа к ним, — с ироничным прищуром ответила Зарубина, — могу судить об их отношениях только исходя из моего повседневного общения с ними на работе.

— И что же вы заметили?

— По-моему, Альберт Степанович пренебрегал Вероникой. Да она сама, честно говоря, жаловалась мне на это. Мы же с ней все-таки подруги…

При слове «подруги» я почему-то поморщилась — мне определенно не хотелось бы иметь такую особу, как Зарубина, в числе своих подруг.

— И как реагировала на такое пренебрежение со стороны мужа Вероника? — я затушила сигарету в пепельнице и взялась за другую.

— Как-как, — со смесью насмешки и раздражения передразнила меня Зарубина, — вот жаловалась мне, переживала, страдала, наверное. Но она сама виновата! — злорадно добавила она.

— Почему же это?

— Да мягкотелая она… Все перед ним лебезила, словно задобрить пыталась. А мужикам, им характер показывать надо! Уж лучше стервой быть, но только не такой душкой, о которую собственный муж готов при каждом удобном случае ноги вытереть! — с тайным ликованием изрекла Зарубина.

— И вы полагаете, что в один прекрасный момент Вероника Дюкина потеряла терпение и не смогла перенести очередное унижение?

— Возможно, — кокетливо пожала она плечами, — таким, как Альберт Степанович, командовать, конечно, было нельзя, но хитростью от него, думаю, многого можно было добиться.

— Вам виднее, — съехидничала я.

— Я говорю гипотетически, — резким тоном произнесла Зарубина, — с Альбертом Степановичем меня связывали исключительно деловые отношения. Да он вообще, как мне кажется, не был бабником. Умеренный и уравновешенный мужчина. Я уж Веронике говорила, что это, наверное, во всем его флегматичный темперамент виноват. Все-то он улыбается и шутит. Да только улыбка у него какая-то ленивая получалась. Он ведь и сотрудников увольнял именно с такой вот улыбочкой. Не нервничал, стекол не бил, в подчиненных предметами не кидался… — с шутливым жеманством дополнила она.

— Если я вас правильно поняла, любовницы у него не было?

— Думаю, что адюльтер — не его конек. Хотя кто его знает, — сощурила она свои зеленые глаза.

— Значит, если допустить, что госпожа Дюкина… — я дипломатично замялась, — …ну, вы понимаете меня… В таком случае причиной инцидента не могла стать ревность?

— Если принять во внимание, что Альберт Степанович не изменял ей, то нет. Я склонна думать, что он не изменял. Но кто поручится за это? Мужчина в расцвете лет, с приятной внешностью, положением, хорошими манерами… И потом, он в последнее время был особенно равнодушен к Веронике! Мне бы ее терпение! — насмешливо воскликнула она.

— Вы считаете Дюкину способной на убийство? — холодно посмотрела я ей в глаза.

— Вероника тиха и послушна, если можно так выразиться, — усмехнулась Зарубина, — но вы ведь сами знаете, в тихом омуте…

Она стрельнула в меня глазками, словно я была мужчиной, а она тщилась меня соблазнить.

— То есть при иных обстоятельствах, — долбила я в одну точку, — вы допускаете с ее стороны возможность…

— Не знаю, — бесцеремонно перебила меня Зарубина, — иногда ведь равнодушие хуже измены.

— А если учесть, что равнодушие подразумевает измену… — победоносно улыбнулась я.

— Бог его знает, — неожиданно добродушно сказала Зарубина, — Альберт Степанович был непростым человеком. Что на самом деле творилось у них в семье, кто может знать это? Почему бы вам не поговорить напрямую с Вероникой?

— Я уже беседовала с ней. И думаю, мне еще не раз придется обратиться к ней за разъяснениями. Просто она сейчас не в самом лучшем состоянии.

— Поня-ятно, — задумчиво протянула Ольга, вдруг отрешенно уставившись в пол.

— А как насчет врагов Альберта Степановича?

— Врагов? — зевнула сурдопереводчица.

— Госпожа Дюкина утверждает, что ее мужу угрожали. Вы ничего не знаете об этом?

— Нет, — округлила глаза Зарубина, — я ни разу не видела Альберта Степановича испуганным или удрученным. Иногда он бывал раздражительным, мрачноватым — когда ссорился с женой. Конечно, он не докладывал мне об этих ссорах. Но достаточно было взглянуть на Веронику, и все становилось ясно. Тем более что она частенько делилась со мною наболевшим!

— Ни звонков, ни писем? — не верила я.

— Ничего такого, — отрицательно покачала головой Зарубина, — хотя… Может, что-то такое и было, просто я не знала.

— А Вероника не говорила вам об этих угрозах в те моменты, когда изливала перед вами душу? — я сверлила ее недоверчивым взглядом.

— Нет, — уверенно ответила она, — может, не считала нужным?

Зарубина скептически пожала плечами, продолжая манерно пускать дым к потолку.

— А как выглядел Альберт Степанович в тот день, когда его убили? Вы не заметили в его поведении чего-нибудь странного?

— Наоборот, он весь сиял… Был немножко нервным, но это была, я бы сказала, какая-то радостная нервозность. Скорее, просто волнение. Словно он ожидал свидания или еще чего-нибудь в этом роде, — с недоумением в глазах сказала Зарубина.

— Вот как? — удивилась я.

— Ему кто-то звонил, когда я вошла к нему в кабинет, это было часов в десять утра, он стал еще более возбужденным. Но я, сами понимаете, не смела спросить, кто звонил и в чем дело. Я просто умею читать по лицам… — приподняла подбородок и с холодной усмешкой посмотрела на меня сурдопереводчица.

Мне стало немного не по себе: что же эта завистливая и расчетливая, как мне казалось, особа могла прочесть на моем реагирующем на малейшие нюансы лице?

— А вскоре он уехал и вернулся только к обеду. Выглядел он усталым, но вполне удовлетворенным, — с ядовитой усмешкой проговорила Зарубина, — не знаю уж, что на него так повлияло. Да мне, в принципе, было на это наплевать. Хотя настроение шефа всегда важно, — официальным тоном закончила она.