Марина Серова - Клиент всегда прав

— Вы полагаете, что убить человека ей не составит труда? — решила я конкретизировать.

— Нет, — отмахнулся Пинна, — я этого не говорил. Просто пытаюсь понять, как и вы, — снова улыбнулся он, — каким образом мать Вероники планировала организовать свое совместное житье с дочерью.

— Думаете, что Левицки видела в Альберте препятствие для осуществления своих планов? — прямо спросила я.

— Не знаю, — приподнял левую бровь Пинна, — возможно, что и так, а может, и нет. Я видел живьем мадам Левицки всего раз, в клубе…

— Как она выглядела?

— Прекрасно для своих лет. Модно, стильно, вела себя раскованно… Только вот, по-моему, с мужем Вероники у нее не сложились отношения.

— Вы заметили какие-то шероховатости в их общении?

— Да, Альберт как-то ревниво косился на нее, на его лице можно было прочесть досаду и разочарование. На какое-то мгновение он, как мне показалось, даже рассвирепел, а когда мы с Вероникой отошли от столика, — я пригласил ее поболтать в гримерную, — Альберт дернул Левицки за рукав, потому что за минуту до этого она произносила, не глядя на него, но, похоже, вся на взводе, какую-то гневную тираду.

— Интересно, — задумалась я, — Вероника не сказала вам, что заставило ее мужа и ее мать быть на ножах?

— Думаю, Вероника или была не в курсе, или делала вид, что ничего не замечает, потому что ей было тягостно все это видеть, — печально произнес Пинна.

— Странно… За три дня так невзлюбить друг друга… — я бросила на Пинну пристальный взгляд. — Так при каких же обстоятельствах вы познакомились с Вероникой?

— В кафе, — просто ответил Пинна, — на проспекте. Она сидела за столиком, до ужаса несчастная и отрешенная. Я подсел — мне в тот день тоже не везло. И так, слово за слово, мы с ней почувствовали друг к другу симпатию, а потом подружились.

— И ее не смутила ваша…

— Нет. Она со всем присущим ей наивным простодушием сказала, что мой гомосексуализм — это даже к лучшему. Ей нужен друг, сказала она, а не любовник.

— Как часто вы встречались?

— Пару раз в месяц. У нас с ней прекрасные отношения. Никто не думал, что все так обернется… — Пинна с проникновенной грустью посмотрел на меня и вздохнул. — Вероника, несмотря ни на что, любила мужа и страдала из-за его пренебрежения, а порой и жестокости. Он не ставил ее ни в грош, в то время как она — женщина поразительной душевной чистоты и изящества.

Вот уж никогда бы не подумала, что такая невзрачная при всей своей миловидности дикторша может привлечь внимание красавчика-гомосексуалиста, вещающего о «душевном изяществе». Как все-таки странно устроены люди!

— Она делилась с вами своими переживаниями?

— Иногда. Вообще-то она всегда старалась сдерживаться и не показывать, насколько огорчена поведением своего мужа.

— В воскресенье она тоже сдерживалась в беседе с вами?

— Нет. Она сказала, что Альберт откровенно издевается над ней.

— В чем это выражалось?

— Три дня назад он не пришел ночевать. Когда Вероника спросила его о причине, он принялся оскорблять ее. Мне тяжело об этом говорить, — поморщился Пинна. — Ужасно жаль Веронику.

— Но она тем не менее жила с ним и сносила все обиды… — бросила я на него ироничный взгляд.

— Она любила его, — криво усмехнулся Пинна, — хотя… Иногда мне казалось, что она просто вбила себе это в голову.

— Что вы хотите этим сказать? — встрепенулась я.

— Только то, что порой она сама принималась себя укорять за свою слабость… А это уже первый шаг к исцелению.

— А еще что-нибудь из ряда вон выходящее вы не заметили в то воскресенье?

— Нет, — отрицательно покачал головой Пинна.

— Можно полюбопытствовать, — вкрадчиво улыбнулась я, — что обычно составляло предмет ваших бесед?

— Жизнь, искусство, люди… — слегка оттопырил нижнюю губу Пинна. — Порой Веронике требовалось просто мое молчаливое присутствие…

— И вы не знали о трагедии, произошедшей на даче Дюкиных?

— Нет. Я ведь вам сказал, что виделся с Вероникой не чаще двух-трех раз в месяц. Ее муж был против того, чтобы она посещала клуб, — с горечью сказал Пинна.

— Ах вот как? Значит, ему было не безразлично, куда ходит его жена?

— Он был, осмелюсь сказать, ретроградом, — криво усмехнулся Пинна, — и прежде всего обеспокоен своей репутацией, тем, как он выглядит в глазах других людей. А тут его жена посещает клуб геев.

— Значит, Вероника вам не позвонила?

— Нет. Я ждал ее прихода недели через две. У нее же были в конце концов семейные обязанности, да еще и работа… — как-то виновато улыбнулся Пинна.

— И выступления Вероники по телевизору вы не видели?

— Какого? — искренне удивился Пинна.

— Сегодняшнего, где она признает себя виновной в смерти Альберта Степановича? — я с утроенной беззаботностью выпустила дым через ноздри.

— Нет, я же вам сказал, — бросил на меня страдальческий взгляд Пинна.

— Однако это странно, — вздохнула я, — вы были, что называется, ее наперсником, а тут вдруг остались в стороне…

— Она арестована?

Я кивнула.

— Понимаете, на дачу к Альберту Степановичу в ту ночь приезжали три человека, и все три — женщины. Его любовница, мадам Левицки и Вероника. Кто-то из них выстрелил в Альберта Степановича дважды и убил его. Мне осталось только выяснить, у кого был мотив это сделать. Сурдопереводчицу я отметаю — такого мотива она не имела. Наоборот, смерть Дюкина была ей невыгодна. Остаются Левицки и ее дочь… Вероника не умеет обращаться с оружием…

— Она не могла убить своего мужа! — с горячностью воскликнул Пинна. — Все, только не это!

— Ваша пылкая верность и заступничество похвальны. Так что же, это была мадам Левицки? Как вы думаете, что заставило ее и Альберта Степановича так вести себя в клубе? Вам не кажется странным, что двое едва познакомившихся людей ведут себя так, словно их связывает не один год обоюдных претензий и даже ненависти? — размышляла я вслух.

— Может, они встречались в прошлом? — догадливо блеснули глаза Пинны.

— Но зачем ей понадобилось это от меня скрывать?

— Не знаю, может, чтобы отвести от себя подозрение? — дружелюбно, открыто улыбнулся Пинна.

— Скорее всего Веронике должно быть кое-что известно… — прикинула я вслух. — И все-таки я думаю, что для того, чтобы убить человека, нужны очень веские основания, особенно когда речь заходит о такой личности, как Левицки. И потом, возможно ли, чтобы она так рисковала?

— Вероника доверила мне одну тайну: ее мать неизлечимо больна. Рак, — Пинна тяжело вздохнул.

— Вы хотите сказать, что ей нечего терять?

— Только не говорите Веронике, что я выдал ее секрет, прошу вас, — умоляющим тоном произнес Пинна.

— Разумеется, я вам обещаю, — без энтузиазма согласилась я, — интересная деталь! Наверное, поэтому мадам Левицки и приехала на родину…