Кристоффер Карлссон - Невидимка из Салема

Мы с Йоном Гримбергом подружились, и я стал называть его Гримом. Мы оказались совершенно разными. Довольно скоро я обнаружил, что временами он бывал очень противоречивым – по крайней мере, на первый взгляд. Сам Йон заявлял, что ему сложно соответствовать социальным нормам. Несмотря на это, Грим вполне мог выпутаться из большинства неприятных ситуаций, если таковые случались. Тогда он оправдывался или с совершенно честными глазами просил прощения. Этому искусству у него я так и не научился. Казалось, у него вообще нет проблем с общением. Как-то раз я спросил, как у него получалось ладить с людьми, если он считал, что не может вписаться в коллектив.

– Это же просто маска, – с недоумением отвечал он. – Когда со мною кто-то разговаривает, на самом деле меня там нет.

Но я не понимал этой мысли.

Грим был симпатичным; его квадратный подбородок, густые светлые волосы и лукавая улыбка как будто принадлежали модели из солнечной рекламы по телевизору. Ростом я был выше, но при этом неуклюж, да и плечи не такие широкие. В школе я старался успевать по всем предметам, а Гриму, казалось, это было совершенно неинтересно. Он был на год старше меня, потому что пропустил год из-за плохих оценок в девятом классе. Несмотря на это, списывал Йон меньше и был намного умнее меня; возможно, он уже тогда понимал, что в жизни есть вещи поважнее учебы. Напрашивался единственный вывод, что Гриму, кроме школы, просто некуда было больше идти. Я был беспечнее по многим вопросам, а его занимали только действительно сто́ящие дела.

У него была маленькая видеокамера, на которую мы начали снимать короткометражные фильмы, а монтировали потом на одном из школьных компьютеров. Действия в этих простых короткометражках часто разворачивались около водонапорной башни. Записывая их, мы пили алкоголь, писали сценарии и сами были действующими лицами. Моему напарнику легко удавалось вживаться в разные роли, он быстро натягивал необходимую маску. Со временем я тоже поднаторел в этом, но до Грима мне было далеко.

Небо над Салемом было цвета чернил, пролитых на чистый белый лист бумаги. Мы тогда дружили всего пару недель. Я спешил на вечеринку и нес в руке пакет с пивом. Я обогнул наш дом, потом дом, в котором жили Гримберги, и посмотрел на фасад дома с квадратными маленькими окнами, в большинстве из которых горел свет. На верхнем этаже в одном из окон зажглась лампа, потом оно открылось, и оттуда с размаху что-то выкинули на улицу. Описав широкую дугу, что-то с грохотом упало на землю. Силуэт в окне пропал, но свет по-прежнему горел. Только я собрался идти дальше, как хлопнула тяжелая дверь подъезда и на улицу кто-то вышел. Грим. Он подбежал и поднял только что выброшенный из окна предмет. Затем поднял глаза и увидел меня, стоящего в свете уличного фонаря.

– Лео?

– У тебя всё в порядке? – спросил я и шагнул ему навстречу.

– Мой плеер!

Грим держал его в руках перед собой. Крышка почти выпала из пазов, а наушники безжизненно висели по бокам.

– Думаю, он разбился, – сказал я.

– Похоже на то. – Грим почесал голову и нажал на кнопку, которая, вероятно, предназначалась для открытия крышки. В ответ крышка отлетела и, сделав сальто в воздухе, упала на землю. Грим явно расстроился. – Он за это получит, черт побери.

– Кто?

Он вытащил диск и засунул его в задний карман мешковатых джинсов, потом выкинул останки техники в кусты за рядом скамеек перед домом и уставился на мой пакет.

– У нас вечеринка?

– Ага. Тут всегда какая-нибудь вечеринка.

– Так я и думал, – задумчиво протянул Грим и приглашающе кивнул на скамейку. – Хочешь посидеть тут?

– На самом деле я бегу, – сказал я, но, взглянув на мрачное лицо Грима, кивнул, сел на скамейку, вытащил две бутылки пива и дал ему одну.

– Сюда бы еще музыку, – хохотнул он, открыв свое пиво.

Я последовал его примеру, предварительно щелкнув по крышке два раза указательным пальцем.

– Что ты делаешь? – спросил Грим.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты постучал по бутылке. Зачем?

– Чтобы пена не вытекла, когда открывать буду.

– И ты думаешь, если постучишь, то она не потечет?

– Наверное. Я не знаю.

– Какая глупость, – пробормотал Грим и отхлебнул свое пиво, а я последовал его примеру.

Только тогда я понял, что стучу по бутылке исключительно потому, что видел однажды, как мой брат так делает.

Мы сидели на улице и разговаривали. Через некоторое время до нас донеслась музыка и вопли, и мимо прошествовала толпа скинхедов; один из них накинул шведский флаг на плечи. Они пели песни «Ультима Туле» [5] Шведская рок-группа, основанная в 1984 г. Наиболее известные представители жанра викинг-рок. и явно искали конфронтации. Их было довольно много и в гимназии Рённинге, они затевали драки неподалеку от Салема. Всего несколько недель назад двадцатилетнему парню из Македонии выбили зубы.

Я совершенно забыл о вечеринке, на которую собирался. С Гримом было так легко – возможно, потому, что мы болтали о простых вещах: музыка, школа, фильмы, сплетни о старших парнях из Салема, которые поступили в университет. Кто-то уже даже обзавелся детьми. Одни работали целыми днями, другие путешествовали, а некоторые начали учебу заново. Некоторые угодили в центр для трудных подростков. И наконец, одному не так давно выбили зубы.

– А ты знаешь кого-нибудь, кто сидит в тюрьме? – спросил я.

– Никого, кроме моего отца.

– А за что его посадили?

– За вождение в нетрезвом виде и нанесение телесных повреждений, – Грим рассмеялся с явным отчаянием в голосе. – Как-то раз он напился и чуть не задавил зазевавшегося прохожего. Папа остановил машину, они начали ругаться, и отец ударил его по лицу. Мужчина упал, ударился головой о землю и потерял сознание. У него было сотрясение мозга.

– За это сажают?

– Как повезет… Но ему дали только шесть месяцев.

Грим сделал глоток пива и вытащил пачку сигарет из кармана, вскрыл ее и протянул мне одну. Сам он не курил, но когда ему перепадала лишняя пачка, всегда припрятывал ее для меня. Я чиркнул спичкой, затянулся и начал размышлять, как бы поступил я, если б мой отец сидел в тюрьме. Внезапно я почувствовал, что мне не хватает пространства и захотелось на вечеринку.

– Юлия идет, – сказал Грим и кивнул на приближающийся силуэт в темноте.

– Кто?

– Моя сестра.

Ее длинные темные волосы были собраны в хвост, под расстегнутой джинсовкой – белое платье. Из кармана куртки вился шнур, который плавно перетекал в два белых наушника. На груди висела подвеска. Длинные, тонкие ноги плотно облегали черные лосины. В отличие от эксцентричного Грима, его сестра ничем не отличалась от других поступающих осенью в гимназию Рённинге. Ее лицо было таким же узким, с четко очерченными скулами, но несколько более загорелым. Увидев брата, она улыбнулась и спросила, где он пропадал.