Марина Серова - На ловца и зверь бежит

В прихожей он достал из куртки бутылку «Ярила» — местной водки с перцем — и, отдавая ее на мое попечение, по-доброму рассмеялся.

— Знаю я твои богемные привычки, — деликатно, но настойчиво высвободилась я из его дружеских объятий и направилась на кухню, поставить бутылку в холодильник. — Проходи, дядя Степа, будь как дома, — весело кинула я на ходу, вспоминая школьную кличку.

Он надел тапочки и, довольно потирая руки, отправился за мной следом.

— А на закуску, Тань, что предложишь? — своей бесшабашной манерой общения Степа пытался побороть свою природную застенчивость.

— Не переживай, сейчас все будет! Огурцы, селедочка, салат мясной… Устроит тебя?

— Еще как устроит, — он сел на табурет и вскинул на меня глаза, опушенные длинными светлыми ресницами.

Да, совсем не изменился, если не считать дополнительных тонких морщинок у этих молодых весенних глаз.

Достав охлажденную водку и водрузив ее в центр накрытого стола, я села напротив Степы.

— Ну, по маленькой, — провозгласил Степан. — За тебя, Танюша. Будь всегда молодой, красивой, умной, такой, какая ты есть.

Махнув рюмку, он занюхал черным хлебом и только потом принялся за солененькое.

Водка приятно обожгла рот, гортань, внутренности.

— Как семья, дети? — спросила я, насаживая на вилку тоненькое колесико сервелата.

— Да ничего, нормально. Ирина работает все в той же школе, только вот зарплату платят нерегулярно. Максим во второй класс перешел, а малышка в садике.

— А на работе все в порядке?

— В относительном. Трудимся, так сказать, не покладая рук.

Степан налил по второй. Провозгласив тост за здоровье, он так же легко и быстро опрокинул эту дозу, весело потрепал меня по щеке.

— Нет, Таня, что ни говори, а старый друг лучше новых двух. Согласна?

— На все сто, — я дружески похлопала его по руке. — Степа, у меня к тебе небольшое дельце.

— Ждал-ждал… Особо не обольщался на твой счет. Так просто встретиться не можем, все дела какие-то.

Выпитые сто граммов настроили его на меланхолический лад, но, быстро сбросив флер печали, он улыбнулся. Несмотря на все его усилия казаться беззаботным, в этой улыбке я различила оттенок сожаления и даже горечи.

— Ладно, говори. Чего не сделаешь для хорошего человека!

— Степа, у вас в редакции Викторов много?

— Постой, кажется, два имеются, а что?

— Если два, то меня интересует тот, что невысок, худощав, с черными волосами и в массивных очках. Знаешь такого?

— Да, это Ларионов Витька, классный парень. А что это он тебя заинтересовал?

— Лучше не спрашивай. Производственная тайна. Ты мне прямо скажи, действительно парень неплохой?

— Ой, Тань, в наше время таких единицы. Деловой, талантливый, честный, пунктуальный. Только в последнее время он каким-то суетливым стал, озабоченным, забывчивым. Ну, это бывает. А так, говорю, отличный мужик, всегда в работе, а репортажи какие интересные, да меткие, да хлесткие делает. Мы его втихаря Робеспьером зовем. Чист, неподкупен. Хотя иногда его занудство выводит из себя. Должна же быть в бочке меда хоть одна ложка дегтя.

Степа щелкнул языком и налил в третий раз.

Я внимательно слушала его, поставив локти на стол и подперев руками голову, в которой из-за паров алкоголя мысли уже начинали превращаться в горячее облако ватной глухоты.

— А некий Лысенко что собой представляет? Знаешь такого?

— Как не знать. Во-первых, он школьный приятель Ларионова, Витек мне его и рекомендовал. Но ты знаешь, у меня к этому парню, честно говоря, душа не лежит, очень уж он себе на уме. Такое ощущение, что он тебя подсиживает негласно. Вообще-то юркий, хваткий, но замкнутый и, я бы сказал, недобрый, завистливый. Да и сама его внешность о многом говорит. Маленький, неказистый, глазки хитрые, жадные пальцы дрожат.

Степа прищурился, как бы стараясь вызвать в памяти доподлинный образ Лысенко.

— Мастер ты, Степа, на портретные характеристики. Цены твоим наблюдениям нет.

— Правда, что ли? Рад, что сумел просвятить тебя. Так это все, о чем ты меня хотела спросить?

— Не совсем. Мне нужны адреса этих акул пера. Можешь мне в этом помочь? — я улыбнулась, вкладывая в свою улыбку все обаяние, на которое была способна.

— Колись, зачем тебе это надо? — он лукаво посмотрел на меня.

— Степа, а можно без расспросов? Просто скажи, сделаешь это для меня?

— Что, они в каком-то грязном деле замешаны? — не унимался Степан.

Меня уже начало раздражать его назойливое любопытство.

— Ни в чем они не замешаны, просто проверить надо на вшивость.

Моя довольно жесткая интонация наконец возымела желанное действие, сведя на нет роль «почемучки», на которую пару минут назад подвизался Степа.

— Ладно, о чем речь, — Степан безвольно махнул рукой.

— По телефону ничего передавать не надо, завтра я, скажем, часов в десять, зайду в редакцию, буду тебя ждать внизу, на проходной. Ты напиши все на бумажке, спустишься и передашь мне. Моя благодарность будет безгранична в пределах разумного, — пошутила я. — Ну как, идет?

— Вполне. Да это же сущая безделица!

Удовлетворенно шмыгнув носом, Степа предложил сгонять еще за одной бутылкой. Я категорически отказалась, сославшись на то, что и так уже дошла до кондиции. Степан с неохотой согласился и далее забросил удочку по поводу того, чтобы остаться у меня. Я усмехнулась с беззлобной иронией и отделалась шуткой:

— Дядя Степа, по-моему, с этим мы давно все решили. Не нужно возвращаться к прошлому. Разве дружба так уж мало стоит?

— Тань, убеждать ты всегда умела, как и уходить от ответа, но сама понимаешь, любой мужчина в подобной ситуации будет, как утопающий, цепляться за соломинку, чтобы все начать сначала.

— Я тебе сочувствую, Степа, но…

— …помочь ничем не можешь, — на свой дружелюбно-ностальгический манер закончил Степан мою отрезвляющую реплику и смиренно подытожил: — Ну ладно, объявляю вопрос закрытым.

— Вот и славненько, к чему нам лишние проблемы? — довольно цинично сказала я.

Прошло еще часа два, прежде чем Степан решил откланяться. В прихожей, уже одевшись, он никак не мог выпустить меня из своих объятий, бормоча комплименты и слова признательности. Захлопнув за ним дверь, я облегченно вздохнула. Завтра Степан будет как стеклышко и избавит меня от потока обольщающих речей.

Я убрала со стола остатки прежней роскоши, поставила порожнюю бутылку в мусорное ведро.

Итак, срочно нужно произвести два обыска: для профилактики — у Ларионова и исходя из соображений логики — у Лысенко. Оба работают, значит, в течение дня их квартиры будут в моем распоряжении. И тот и другой одиноки, на сей счет Степан также просвятил меня. Подружка Лысенко живет самостоятельно, а Ларионов, этот, по выражению Степы, червь журналистики, наверное, не обзавелся семьей, чтобы ничто не могло помешать его звездной карьере.