Екатерина Лесина - Поверженный демон Врубеля

Темный холл.

Узкая лифтовая кабина за решеткой. И лифт поднимается медленно, с неприятным дребезжанием, которое заставляет вспомнить все истории о рухнувших лифтах. Он останавливается на седьмом этаже, где назойливо пахнет кошками.

Две двери, друг напротив друга.

Черный дерматин. Красный дерматин. Цифры латунные, потускневшие. Звонок-кнопка, на который давить приходится долго. И у Стаса даже появляется мысль, что зря они сюда приехали.

Никого нет дома.

Но дверь в конце концов открывается.

– Чего? – Женщина, которая стоит на пороге, не похожа на престарелую супругу профессора. Ей лет сорок, но все сорок читаются на крупном ее лице, черты которого однажды застыли в гримасе недовольства всем миром да с той поры и не меняли выражения.

– Нам бы Егора Станиславовича. Или жену его, – дружелюбно произнес Стас, и Людочка, прятавшаяся за плечом его, добавила:

– По важному делу.

Женщина задумалась, что было для нее непривычно, но из квартиры донеслось:

– Настенька, кто там?

– К вам пришли, – трубным голосом откликнулась Настенька. И обратилась уже к Стасу: – Разувайтеся. Я полы только-только протерла… ходют тут…

Она ворчала, но тихо, вполголоса, выплескивая накопившееся раздражение. Тапочки, впрочем, подала, не особо новые, не слишком чистые, но Стас взял: перетерпит. Он и сам не мог сказать, чего именно ждал от предстоящего разговора.

Откровения?

Разгадки?

Чего-то, что докажет не только ему, Стасу, но и другу Ваньке, что Стасовы теории убийства вовсе не так уж безумны.

Людмила взяла за руку, не то успокаивая, не то боясь потеряться в дебрях этой чужой квартиры. Ладонь ее была сухой, шершавой. И Стас сжал тонкие пальцы.

Успокоиться и вправду следовало.

Настенька вела их узким коридором. В квартире пахло пылью, кислыми щами и еще сердечными каплями.

– Прошу, прошу. – Егор Станиславович, а Стас не сомневался, что видит перед собой именно его, оказался благообразным стариком. Он был высок, сухощав и прозрачен. Поредевшие волосы благородной седины он зачесывал гладко, отчего черты его казались тонкими, если не утонченными. – Проходите… вы от кого, напомните?

– Мы не от кого. – Стас воспользовался приглашением Егора Станиславовича войти. В кабинете его, весьма просторном, пахло приятно: книгами и сандалом. Да и сам этот кабинет разительно отличался от прочей квартиры, во всяком случае, той части ее, которую Стас видел.

Огромное, до пола, окно.

Легкие шторы, прихваченные заколками-бабочками. Широкий подоконник с троицей разномастных горшков, в которых крохотные деревья выглядели донельзя настоящими.

Стол. Книжные полки.

Книги.

И анахронизмом – новейший ноутбук.

– Мы сами по себе. – Стас подтолкнул Людмилу к креслу. – Мы хотели бы побеседовать о вашем сыне…

Егор Станиславович прервал его взмахом руки. Стасу показалось, что сейчас их выставят за дверь, но старик дверь лишь прикрыл, перед этим выглянув в коридор.

– Прошу прощения за сию странность, но… – Он извлек из кармана очки в простой оправе. – Я не хочу, чтобы нас услышали. Моя супруга… для нее эти воспоминания слишком тяжелы. А она недавно перенесла инфаркт. Ей никак нельзя волноваться. Настасья же слишком глупа или упряма, чтобы понять. Коль услышит, что мы про Егора говорим, всенепременно донесет… и тогда уж Мирочка вновь сляжет.

– Извините. – Людочка чувствовала себя здесь неудобно.

И ерзала, озиралась.

И хозяина разглядывала совсем уж пристально, хотя он, кажется, ничего против этого не имел.

Моложавый. И одет вовсе не так, как одеваются старики. Ему идут и джинсы, и вязаный кардиган с двумя карманами. И не выглядит он убитым горем.

Дверь вот запер.

– Не волнуйтесь, беспокоить не станут. Я часто так делаю, когда работаю с аспирантами… у Настасьи извращенное чувство юмора. Ей доставляет удовольствие мешать. То про чай спрашивает, то еще о какой ерунде, главное, что каждые пятнадцать минут предлог находит, а когда просишь не мешать, заявляет, что она на секундочку… честно говоря, не будь она Мирочкиной племянницей, давно бы нашел другую помощницу. Но Мирочка к Настасье привязана… и дочь у нее – хорошая девочка, умненькая… вот и приходится терпеть, запирать дверь. Если дверь заперта, то и Настасья успокаивается. Итак, о чем вы хотели спросить?

Егор Станиславович присел в кресло, казавшееся слишком большим для него. Но вот удивительно, не потерялся, напротив, гляделся он в своем кресле вполне на месте.

– И почему, простите, вы столько ждали… со смерти Егора год уже прошел… пусть покоится с миром. – Он перекрестился.

– Вы христианин? – поинтересовалась Людмила.

– Нет, – он ответил с улыбкой, – но иногда располагает… так вы…

– Мой брат недавно погиб, – Стас решил, что хватит с него словесных игр. – По официальной версии, от передозировки наркотиков. Но я знаю, что Михаил не был наркоманом.

Егор Станиславович слушал не перебивая.

– Он был художником. И незадолго до смерти ему заказали картину…

– Позвольте угадаю, по мотивам врубелевского «Демона»?

– Да.

Егор Станиславович откинулся в кресле и смежил веки, так он сидел несколько минут.

– Вы… вы, уж простите, не готовы поверить, что ваш брат был наркоманом и погиб по собственной вине? – Егор Станиславович дождался кивка. – Вот и Мирочка не верит, что Егор сам… все пытается убедить, что его убили, а теперь вот… я не хочу бередить события тех дней, но полагаю, вы не отстанете. Если не со мной, то найдете, с кем поговорить… и вас совершенно точно не остановит ее болезнь.

Стас отвел взгляд.

Был ли он сволочью? Нет, во всяком случае, не считал себя таковым, но вот… он и вправду бы не остановился. Да, как Стас подозревал, супруга Егора Станиславовича была бы рада получить хоть какое-то подтверждение, что догадки ее могут оказаться правдой.

– Я расскажу вам все, что знаю. – Егор Станиславович сцепил руки в замок. – И вы поймете, почему я не хочу раскапывать эту историю. Даже если Егорушка не сам принял ту дозу, то… он принял другую. Десяток других. Сотню. Рано или поздно, но все закончилось бы именно так, как закончилось. Некоторые финалы неизбежны.

Егор появился на свет, когда Мирослава почти потеряла надежду завести детей. Нет, поначалу она детей вовсе не хотела, увлеченная учебой, а после и карьерой, что своей, что мужа. И потому отсутствие беременности ее не беспокоило, напротив, радовало.

И карьера сложилась.

Но Мирослава вдруг осознала, что ей тридцать семь, что у многих ее коллег дети уже выросли, а у Танечки Лозовой и внучка появилась. Правда, тот факт, что Танечкина дочь забеременела в шестнадцать лет от какого-то проходимца, несколько отравлял радость, но…