Екатерина Лесина - Поверженный демон Врубеля

– Он побоялся, что вы с Иваном поженитесь.

– Что? – Ольгино удивление было ненаигранным.

– Ваши отношения были близкими. А иных близких отношений, кроме постели, Леонид не признавал. Вы могли выйти замуж за Ивана, и тот стал бы вашим прямым наследником.

– Глупость какая…

С ее точки зрения, может, и глупость. А вот Леня свято был уверен в своей правоте. Он избавил сестрицу от очередного разочарования. Как же… старый алкоголик… разве может быть он достоин Ольги? И вновь в этом не было ни толики родственной любви, скорее уж запоздалая попытка оправдать себя и собственную мерзкую натуру.

– Он пришел к Ивану, говорил о выставке. Предложил выпить за завершение работы… Иван показал ему картину. И пить Иван не хотел. Точнее, он думал, что завязал, вот только развязать недавнего алкоголика несложно. Леонид оставил начатую бутылку, уверенный, что Иван не устоит. И оказался прав. В деле копаться не стали. А картина исчезла… вы же получили подтверждение, что проклятие существует.

Она ничего не ответила.

Отвернулась только, не то выражение лица скрывая, не то не находя в себе сил смотреть на Стаса. Чувствовала ли себя виноватой?

– Потом вы встретили Егора…

– Очень талантливый мальчик.

– С проблемами.

– Кто без них? – Ольга вытерла сухие глаза. – Я не думала, что все закончится так…

– Вы встретились на набережной, верно? Картины понравились. Думаю, разговорились, как с Иваном… между ними было что-то общее. Старый алкоголик и молодой наркоман. Бывший наркоман. Вы предложили ему выставку… и еще картину. Полагаю, к этому моменту идея всецело вами завладела. Не без помощи доктора.

– Да.

Сухой ответ. Бледные губы. Пальцы заломанные. И все равно, Стас не ощущал в себе ни толики жалости.

– С Егором вашему брату было сложней. Если с Иваном ему повезло остаться незамеченным, то за Егором следили пристально. А светиться Леня не хотел. Но ему удалось найти того, кто готов был взять на себя грязную работу. Родственница и прислуга, желавшая стать владелицей квартиры. Она и прежде давала ему наркотики, но Егор принимал их сам. А тут отказался… ничего, ваш брат помог исправить дело. Дикая смесь галлюциногенов и еще всякой дряни. Наркотик этот называют «дыханием дьявола». Препарат делает человека очень внушаемым… думаю, Егору не самому пришла в голову мысль спрыгнуть с крыши. Но этого не докажешь.

Ольга кивнула:

– Я… мне было так жаль… я…

– Сочли себя виноватой?

– Да… он пытался написать эту картину. Злился, потому что не получалось… нет, я не знаю, что не получалось. По мне, так картина была замечательной, но у Егора собственное видение… и он мне позвонил перед смертью. Сказал, что демон забрал его душу тоже… что он не позволит добраться до меня… уведет за собой.

– Вы не пошли в полицию.

– Не пошла, – согласилась Ольга. – Что бы я, простите, сказала им? И да… мне стыдно за эту слабость. Егора нельзя было вернуть. А я… вдруг бы меня сочли виновной? Но я не давала ему наркотики…

– Дали и без вас.

– У меня началась депрессия… и врач советовал обследоваться… он выписал мне какие-то лекарства. Я плохо помню тот период… я очнулась, встретив Мишу. На набережной. Я там гуляла… я помню, он сам окликнул меня. И подошел сам. И показал картину… набережная и я… то есть мне показалось, что это я… мы разговорились…

– И Мишка в вас влюбился.

На бледных щеках Ольги вспыхнул румянец.

– Я не просила его…

– Никто не просил. Он был романтичным мальчишкой. А тут… женщина-загадка…

Людмила коснулась Стасовой руки. Успокаивает? А он и так спокоен. Просто… просто несправедливо все. Почему Мишка погиб, а эта роковая красавица жива и жить будет?

Неплохо так будет жить.

И ведь если бы убили из-за собственных Мишкиных дел, ошибок, это было бы… справедливей? А так, разменной монетой в чужой игре.

Нечестно.

– Ваш брат был очень талантлив. Он… он бы стал известен.

– Он ухаживал за вами.

– Да.

– И собирался сделать предложение.

– Не знаю. Наверное. – Ольга отвела взгляд. Знает. И приняла бы… конечно, приняла бы… правда, надолго бы ее хватило? Какая теперь разница.

– Ваш брат решил воспользоваться старой схемой. В тот вечер вы поссорились. Верно? Вы приходили в галерею. Мишка сказал, что снимет картину, верно?

– Да.

– Вы были против?

– Да. Это лучшее, что он создал… и было несправедливо прятать ее. И да, мы поссорились… я ушла… а потом вернулась и…

– Увидели его.

– Да.

Ольга встала, она была ниже Стаса, но вовсе не выглядела хрупкой.

– Он лежал… в крови и…

– И вы просто ушли.

– Я решила, что он умер. Зарезал себя… я ничем не могла ему помочь!

Почти крик. И все-таки этой истерике Стас не верит.

– Вы могли бы остаться. Вызвать «Скорую»…

И быть может, Мишка остался бы жив. От передоза не умирают сразу. Был шанс. Крохотный, но был… а она просто ушла.

– Я испугалась!

– Чего?

– Что меня обвинят в убийстве… я позвонила Лене. Он сказал, что все устроит… я не знала, что он желал Мише смерти!

И поэтому сообщил в полицию лишь утром.

– Я… я была в шоке… я поверила, что проклятие существует, что это картина виновата… картина…

Куда проще обвинить картину, чем себя.

– Леня успокаивал меня…

…Леня разыграл представление, в котором нашлось место всем, и Ольге, и Мишке, и даже бывшей Мишкиной невесте, которая так любила поговорить… она многое рассказала о Мишкиных привычках.

– Он дал мне таблетку, и я уснула… а проснулась уже в клинике…

Откуда ее бы не выпустили. Доктор, надо полагать, тот самый, который помогал ее лечить, состряпал бы нужную справочку. Ольгу признали бы невменяемой, и Леня позаботился бы, чтобы сестрица переселилась в сумасшедший дом.

– Я… я не понимаю, зачем? Из-за денег… у меня их не так много осталось…

Хороший вопрос. Единственный, на который Леонид ответил далеко не сразу.

– У вашей матери было кое-что, что Леонид хотел получить. Вы ведь упоминали, что от нее остался альбом с рисунками… показывали их Леониду…

– Он сказал, что они ценности почти не имеют. Может, со временем…

– Соврал. Это наброски, сделанные Врубелем в киевский период его жизни. Милые маленькие подарки женщине, которую он любил. И ваша прабабка их сохранила. Передала бабке… и так далее. Вы ведь всерьез не думали о том, что у вашей мамы сохранилось что-то и вправду ценное.

– Мы… мы жили скромно…

Не так уж и скромно по сравнению со многими другими, вот только Ольга не поймет, если до сих пор не поняла.

– Леонид просил у вас этот альбом, но вы не дали.

– Я думала, что это мамины рисунки… память о ней…

– Которую вы хранили в банке.

– Я хотела хоть что-то о ней сохранить!