Марина Серова - Попытка не пытка

Я поняла, что ничего другого не остается, как применить короткий отрезвляющий удар в пах. Стоны любителя «служебных романов» тут же сменились криком.

Иван Васильевич завизжал так громко, словно его пырнули ножом, так что я даже перепугалась: не умирает ли?

— Что случилось? — тут же с непомерной прытью вбежала в кабинет горбунья. Увидев, что шеф зажался и катается по дивану, она подскочила ко мне с кулаками и громко закричала:

— В чем дело? Тебе заплатили. Ты что, совсем спятила?

— Нет, по-моему, это вы здесь все спятили, — сказала я, вставая и одергивая платье. — Вас тут всех надо в психолечебницу сдавать, а то скоро на улице начнете прохожих насиловать.

— А ты что, не из «Анжелики»? — уставила на меня свою мышиную мордочку секретарша.

— Из какой еще «Анжелики»?

— Ну как же, центр досуга, я звонила, — пробормотала горбунья, видя, что шеф смотрит на нее страшными глазами. — Они сказали, сейчас пришлем лучшую девушку, они никогда не подводили…

— Во-первых, я не из «Анжелики», а журналистка городской газеты «Вестник Тарасова», — сказала я спокойно, видя, какое отрезвляющее действие производят мои слова на «винного босса». — Во-вторых, все, что сейчас мне говорил этот тип, я все же записала на диктофон. Думаю, эта информация может пригодиться, если он вдруг захочет стать Биллом Клинтоном…

— Ведьма! Старая сука! — закричал Иван Васильевич на секретаршу. — Это ты все подстроила, говори?

Продолжения я слушать не стала, а поспешила выскочить за дверь. В любом случае результатами визита к Ивану Васильевичу Чернову я осталась очень довольна. Если по какому-нибудь делу мне понадобится от него информация, то от «винного босса» я в любое время получу без труда любые сведения.

Впрочем, из разговора с Черновым я поняла, что с Погорельцевым у них были весьма натянутые отношения. Но почему? И на какой такой особый бизнес намекал «винный босс»? Неужто все же наркотики?

Решив на всякий случай больше не действовать как «девушка без комплексов», на прием к президенту хлебной корпорации Михаилу Михайловичу Прошкину я официально записалась заранее.

Назвалась журналисткой газеты «Комсомольская правда в Тарасове» и получила радушное приглашение сейчас же, немедленно приезжать.

— Нашего Михаила Михайловича хлебом не корми — дай пообщаться с журналистами, — пояснила, принимая меня в офисе корпорации, миловидная девушка. — Только одни от него уже через минуту выходят, а другие по целому часу сидят. У вас-то как, долгий разговор?

— Не знаю, — сказала я совершенно искренно. — Как получится.

И при этом слегка поежилась, как будто мне снова кто-то бесцеремонно полез под юбку.

Но Михаил Михайлович встретил меня по-товарищески — поднялся навстречу, пожал руку.

Я даже не успела начать задавать вопросы, как он уже заговорил сам:

— Я так понял, вы интересуетесь итогами конференции в Стамбуле? У вас есть диктофон? Так вот, тогда лучше записывайте, записывайте каждое мое слово. Откровенно говоря, на самой конференции я практически не присутствовал, но могу сказать несколько слов. Сейчас мы, патриоты страны, должны, как никогда, объединяться с восточными братьями. В наше время нужно иметь как можно больше союзников. У нас с Востоком все должно быть общим — идеи, оружие, лозунги — и тогда мы сможем кому угодно дать отпор. Лично я остался доволен результатами конференции и особенно теми неформальными встречами, которые состоялись в ее рамках, и потому…

— Вы сказали — оружие? — переспросила я.

— Что я сказал? — удивился Прошкин и быстро-быстро заморгал.

Неужто я случайно ткнула пальцем в небо, а попала в точку?

Михаил Михайлович уставился на меня в упор долгим, тяжелым взглядом.

«Черт, опять начинается какая-то чепуха!» — подумала я невольно.

И что это по весне во мне появилось такое особенное, что мужики начали буквально сходить с ума?

— Извините, вы не еврейка? — вдруг спросил Михаил Михайлович. — Как ваша фамилия?

— Иванова, — сказала я, спокойно выдерживая его взгляд. — Самая распространенная в Израиле фамилия.

— Понятно, значит, показалось. Просто такое, как у вас, сочетание темных волос и светлых зеленых глаз типично именно для еврейских женщин. И еще вот эта короткая стрижка.

Наивный. Он и не догадывается, что любая женщина при желании может стать похожей не только на еврейку, но и на папуаску. И в том, что у меня, натуральной блондинки, сейчас темные волосы, нет ничего удивительного.

— Вам не нравится?

— Нет, вопрос так не стоит, — пояснил Михаил Михайлович. — Просто, в противном случае, я не стал бы с вами разговаривать и тем более давать интервью, в какой бы газете вы ни работали. Но Иванова — это звучит… Это звучит…

— Гордо, — подсказала я.

— Вот именно, — подхватил «русофил». — Раз вы ко мне пришли, то это уже значит, что вы разделяете мои взгляды — журналисты меня обычно стороной обходят, за каждую строчку публикации приходится платить. Пусть вам покажутся мои слова несколько не по теме, но вы тем не менее их запишите. Мы должны постепенно очистить правительство и вообще страну от нерусской нечисти, наркоманов, педерастов и прочих моральных уродов. Причем делать это надо любыми путями, потому что такой цели легко не добьешься…

— Зачем же вы тогда ездили к нерусским, в Стамбул? Сидели бы уж лучше дома.

— Партия послала меня туда специально. Кстати, за эту поездку я смог собрать очень приличный компромат на разных людей, которые, боюсь, после этого не удержатся в своих креслах.

— На Чернова, наверное, тоже собрали компромат? — спросила я с любопытством.

— Он-то тут при чем? — удивился Прошкин.

— Как же, говорят, сильно не равнодушен к женщинам и вообще — аморальный тип…

— Здоровый русский организм, нормальная ориентация, — сказал как отрезал Прошкин. — Нет, вы меня, по всей видимости, не поняли. При чем здесь такие люди, как Иван Васильевич?

— А Погорельцев? Игорь Николаевич? Он тоже… из вашей партии? Его называют коммунистом…

— Этот? Этот еврей и наркоман? — возмущенно воскликнул Прошкин. — Ну уж нет! Когда придут времена настоящей чистки, он будет первым, кого надо будет сбросить под откос.

— А разве еще не сбросили?

— Вы о чем это? — удивился Михаил Михайлович. — И вообще, вы задаете какие-то странные вопросы. Может, вас кто-то подослал? Из идейных противников?

И Михаил Михайлович снова принялся разглядывать меня с таким пристрастием, что я содрогнулась. Блудливый осмотр Чернова был мне все же как-то ближе.

Я тоже, раз Прошкин так себя вел, беззастенчиво пялилась на собеседника.

Этот низенький чернявый мужчина с острым носиком, несмотря на свой ярый антисемитизм, сам был тем не менее подозрительно похож на еврея или на человека с восточными корнями. А туда же!