Марина Серова - Призрак в опере

— А что ты хочешь от меня?

Молодец, люблю сообразительных людей. Понятно дело, что я делюсь информацией не за так.

Я мило улыбнулась и сказала:

— Хочу, очень даже хочу. Киря, давай я его сегодня-завтра поищу, а потом тебе отдам, и делай с ним, что пожелаешь. Кстати, ты уж меня как свидетельницу задокументируй, будто я вспомнила, что кого-то видела. А то сейчас мы будем мешать друг другу, я вам, вы мне.

— Даю тебе сроку — до завтра, а завтра пускаю этого мужика во всесоюзный розыск. Если ты его найдешь, отдашь следователю. Договорились?

А что мне оставалось делать? Конечно, я сказала: «Да». А уж что получится — посмотрим. Попрощавшись было с Кирьяновым, я снова вернулась к нему в кабинет.

— Что там с отпечатками на орудии убийства? Можно мне хоть в руках его подержать?

От такой наглости Киря опешил:

— Ну ты обнаглела вконец. Не надержалась, значит? Там, милочка, сплошняком твои отпечатки. Ты как будто на дудочке играла, а не нож в руках держала. Там твои пальчики прям как специально. Для практического занятия в школу милиции можно отправлять. Наш эксперт говорит, что за двадцать лет его работы такие чистые, четкие отпечатки ему ни разу не встречались.

— Значит, орудие убийства вытерли, а потом мне в пальцы всунули. Ну а чем вытерли? Есть там ворсинки какие-нибудь?

— А вытерли бархатной занавеской, в углу она висит, там маленькую дверь прикрывает. Вот ею и вытерли. Но это нам ничего не дает.

— Ну а сам нож?

— Нет! Вещдок не дам, тем более что дело ведет Чуркин. А у него без соответствующей бумажки с печатью и подписью снега зимой не выпросишь.

— Да не надо, не надо, подумаешь. Ты мне только скажи, и все.

— Узнаю — расскажу. Все, мне работать пора. Пока.

— Все так все. Спасибо и на том, привет жене.

Я попрощалась с Кирей и направилась в театр. Погруженная в свои размышления, я не заметила, что папку с портретом незнакомца, созданную нашими с Крамским усилиями, я оставила у Кири. Но возвращаться — плохая примета, тем более что папки я хватилась на довольно приличном расстоянии от управления. Время — деньги, заеду после обеда. Все равно с актерами я решила разговаривать вечером.

Сегодня я выступаю на тех же самых подмостках, но в другой роли. Теперь я лицо почти официальное, у меня даже бумажка на этот счет есть за подписью товарища Кочеряна. Да и Нефедов меня должен встретить и представить честь по чести. Хорошо я успела с ним договориться о встрече в театре.

Сегодня заветную дверь в стене я нашла без труда. Дело практики, как говорится. Памятуя о своих вчерашних блужданиях по закулисью, я сразу направилась к телефону, стоявшему на тумбочке. Вероятно, специально для посетителей на стене был прикреплен листок с телефонами: реквизиторский цех, костюмерная, гримерные, причем некоторые гримерные были именные, вероятно, ведущих актеров театра. Еще там были перечислены репетиционный зал, директор, режиссер и т. д. Я набрала нужные цифры в надежде, что директор на месте.

В трубке щелкнуло, зашуршало, и какой-то бесполый голос как бы издалека прошелестел:

— Слушаю.

— Здравствуйте, мне нужен Сергей Нефедов, я стою у служебного входа. Попросите его спуститься.

— Да, минуточку.

Я уже приготовилась к утомительному ожиданию, как услышала торопливые шаги. Нефедов поздоровался со мной и повел через переходы и коридоры в глубь театра.

— Арарат Багдасарович сказал, что вам нужно посмотреть документы. Пойдемте, я провожу вас в кабинет, где вы в тишине сможете это сделать. Если хотите, я представлю вас актерам, и вы поговорите со всеми.

— Нет, сделаем так: вы меня сейчас отведете в зрительный зал, я осмотрю место происшествия. А минут через тридцать вы за мной зайдете. Да, попробуйте раздобыть чертеж, схему всех помещений театра. Потом вы проведете меня по гримеркам, покажете гримерную Лилианы.

— Как скажете. Но там милиция все осматривала, когда это случилось. Они ничего не нашли.

— Ну, милиция — это милиция, а я — это я. Кстати, вы не знаете, там давно убирались?

— Насколько я знаю, уборка лож производится по пятницам, а сегодня у нас четверг. Если хотите, я уточню.

— Да нет, не стоит, спасибо.

Нефедов пожал плечами, и мы молча пошли дальше. Я попыталась запомнить весь путь, кое-что мне показалось знакомым. Мы свернули вправо. Так, теперь тут должна быть лестница. Так и есть. Теперь мы должны пройти по переходу и выйти к зеленой двери. Точно. Все почти правильно. Назад я и сама смогу найти дорогу.

— Спасибо, дальше я сама. Но вы все же зайдите за мной, хорошо?

Я отпустила Нефедова, а сама поднялась по боковой лестнице, ведущей в ложу. Лестница была застлана немного потертой красной ковровой дорожкой. По этим ступеням прошло, наверное, больше миллиона человек, и убийца тоже. Жалко, что лестница не умеет говорить. Ой, чего это я? Точно на меня действует вся эта театральная атмосфера: говорящая лестница, призраки, чушь какая-то. Раньше я за собой такой глупости не замечала. Пора заняться своей физической формой: пробежечки по утрам, тренажерный зал, прыжки, растяжки, удары надо поотрабатывать. Тогда в голове будут только ясные, трезвые мысли.

Дверь в ложу была открыта, свет горел. Я огляделась и попыталась вспомнить, как тут все было в вечер убийства. Так, это кресло стояло ближе к барьеру, а вот это — у стены. А штора была опущена. Ну, чтоб тут убирались, не видно, на ковре пятно крови. Еще не оттирали, а может, и не будут. Сдадут в музей, например, или выбросят. Этому коврику, ветхому от старости, серому от пыли, полушка красная цена, да и то в базарный день.

Ладно, надо работать. Нечего резину тянуть. Я отодвинула кресла, тщательно все осмотрела. Может, что за боковинки подлокотников закатилось. Подняла края коврика, а вместе с ними поднялось густое облачко пыли. В воздухе закувыркалось небольшое пушистое розовое перо, непонятно как попавшее сюда.

Я чихнула раз, другой, да так, что чуть не шлепнулась на пятую точку. Все-таки какая пыльная, в натуральном смысле слова, у меня работа. Я, между прочим, за годы своей частной сыскной деятельности в чем только не рылась, в каких только развалинах не блуждала. А уж мусорки, урны, пепельницы — так это почти традиционное место. Мне уже давно пора вручать почетный знак чистильщика или дворника. Скоро профессиональная болезнь разовьется — аллергия на пыль.

Я снова звонко чихнула, и, как ни странно, чих навел меня на одну интересную мысль. Я вспомнила запах, который почувствовала во время удара по голове. Вот только как определить, откуда он, на что похож? Может, в этом разгадка? Надо будет обдумать этот вариант.

Киря сказал, что нож вытерли о занавеску. Надо внимательно рассмотреть ткань. Ага, точно. Вытерли вот в этом месте. Ну и что мне это дает? Рост убийцы? Ну рост, нормальный рост. Вот если бы ткань вытерли на уровне выше моего роста или совсем у пола, тогда… А что, собственно, тогда? Нет, дело не в этом. Я отодвинула штору и увидела на стене белое пятно. Пудра? Слишком белая, да и многовато для одного лица. Ну, это не улика, след мог оставить кто угодно. Может, сама Жиндарева. На всякий случай я отковыряла со стены кусочек этого вещества, вдруг удастся через Кирю послать его на экспертизу. Но это был скорее акт отчаяния, чем осмысленное действие. Так, для успокоения совести. Я была уверена, что пятно никакого отношения к убийству Жиндаревой не имеет.