Лариса Капелле - Скрижали бессмертных богов

Она покрутилась еще раз по лагерю и отправилась к следователю. Тот только кивнул в ответ на ее приветствие. Так как ее никто не гнал, она пристроилась в уголке. На ее присутствие никто особенного внимания не обратил. Все уже привыкли, что она часто появляется в палатке, ставшей передвижным кабинетом следователя. Осокин был погружен в чтение какого-то документа. На обложке мелькнуло слово «экспертиза». Она знала, что следователь ожидал отчет экспертизы. Она замерла, с надеждой ожидая окончания чтения. Осокин вел себя странно. Он пробежал глазами, помотал головой, округлил глаза и еще раз просмотрел отчет. Удивление было написано у него на лице. Брови поползли вверх, а рот слегка приоткрылся, придавая круглому лицу следователя мальчишеское выражение. Он выхватил свой мобильник и торопливо набрал номер. Ответили ему не сразу.

– Вы что там у себя, белены объелись? – с места в карьер вопросил он возмущенно. – Почему, спрашиваешь? Отчет твоих экспертов прочитал! Что значит – ничего удивительного?! Ты сам-то его хоть читал?

Собеседнику на другом конце, похоже, наконец-то удалось вставить более-менее связное предложение. Но Осокина ничто не могло остановить:

– Гексоген?! Пластид С-4 – здесь?! У нас что, иностранные террористы объявились?! Ты уверен, что твои криминалисты не ошиблись?

Снова собеседник пустился в объяснения. И по ходу этих самых объяснений лицо Осокина все больше и больше мрачнело.

– Слушай, я уроки криминалистики еще не забыл и знаю, что гексоген стабилен… Что? Электродетонатор, контролируемый на расстоянии?! Час от часу не легче!..

На лице Осокина появилось обреченное выражение человека, которому только что на шею повесили не обыкновенный камень, а этакую хорошую стопудовую гирю.

– Сначала снотворное в крови Артамонова, теперь – гексоген! Дурдом в селе Ромашкино! Что-о! Ты видишь определенную логику?! А я так не вижу!

Голос на том конце что-то объяснял. Кася все бы отдала, чтобы быть поближе, но подойти не решилась. Тем временем Осокин вспомнил о сидящей напротив свидетельнице, поморщился и торопливо проговорил:

– Мне некогда, извини. Если дело может подождать, зайди потом?

Дожидаться повторного приглашения исчезнуть она не стала. Выйдя из палатки, остановилась. Прокрутив в голове только что услышанную информацию, решила дело в долгий ящик не откладывать. Отправилась на ближайший холм, где связь была получше, и набрала в Интернете «гексоген». Внимательно прочитала. Гексоген входил в состав пластичных взрывчатых веществ, в том числе и пластида американского производства С-4. Теперь она лучше понимала удивление Осокина. Во-первых, пластиды применяли в основном профессионалы. Взрывчатка была стабильной, хоть молотком по ней колоти. Обычной спичкой и бикфордовым шнуром было не обойтись. Нужен был достаточно мощный детонатор. А в данном случае этот детонатор, похоже, был еще и радиоуправляемым. Перед глазами встало расстроенное лицо Осокина. Она ему даже посочувствовала. Над взрывом явно поработал профессионал. Только зачем кому-то понадобилось взрывать могильник, да еще и приглашать специалиста?

Местные противники раскопок явно не обладали необходимыми в обращении с пластидами навыками – это во-первых, во-вторых, гонорары взрывников-профессионалов им явно были не по карману. Она понимала разочарование Осокина, которому явно хотелось побыстрее отвязаться хотя бы от взрыва и всерьез заняться смертью Черновицкого. Но обвинить местных не удавалось. Дома активистов подвергли самому тщательному обыску, но ничего особенного не нашли. Только один прятал в погребе самогонный аппарат и набор этикеток местного спиртоводочного завода. Активиста оштрафовали, и этим дело кончилось.

В очередную встречу с Осокиным она решилась задать вопрос:

– Говорят, что Артамонов не утонул?

– Нет, в легких почти нет воды, он попал в воду, будучи уже мертвым.

– Его отравили?

– Нет, задушили, но он, похоже, не сопротивлялся.

– Был пьян?

– Не только, в его организме нашли снотворное.

Она вспомнила последний разговор Артамонова и Черновицкого.

– Это мог сделать Черновицкий. Я вам рассказывала об их последнем разговоре? – полувопросительно-полуутвердительно начала она.

– Вполне, да только на дачу показаний Антона Григорьевича вызвать затруднительно, – с некоторой язвительностью отозвался Осокин, – и потом, с мотивом напряг.

– Но Артамонов подозревал, что Черновицкий принял решение о смене места раскопок не случайно и в его руках имелась неизвестная другим информация, от его знакомого из Парижа. Почему бы и нет?

Осокин шумно выдохнул.

– То есть хотите сказать, что у меня на руках еще и заговор международных империалистов, если учитывать знакомого Черновицкого из Парижа? – медленно начал он, и было непонятно – говорит он это серьезно или издевается. – Вы, кстати, уважаемая, тоже из Парижа явились, если я не ошибаюсь. Может, я вас из свидетелей в подозреваемые переведу? Хоть тогда вы меня в покое оставите?

– Я ни с Черновицким, ни с Артамоновым раньше знакома не была, – не испугалась Кася.

– А кто вам сказал, что взрыв – дело рук давнего знакомого Черновицкого?

– Зато Артамонов не потащился бы в пьяном состоянии на реку неизвестно с кем, тем более меня он недолюбливал! – тон в тон ответила ему Кася. – Со мной, во всяком случае, он никогда не выпивал.

– Снотворное могли подсыпать в бутылку виски.

– Тогда и Черновицкий бы утром не проснулся. А утром он был в хорошей форме, я сама видела.

– Хорошо, рабочая гипотеза принимается, только мне от этого легче не стало! – с надрывом произнес следователь. – И потом, почему тогда Черновицкого взорвали?

– Избавились от свидетеля, забрали таблички, и дело с концом, – заявила Кася. – Им только таблички и были нужны.

– Конечно, а эти таблички – волшебные! – взвыл Осокин. – Скатерти-самобранки, неразменные рубли с коврами-самолетами! Вы что, сказок в детстве перечитали?!

– Я вовсе не о сказках говорю! – возмутилась Кася. – И не принимайте меня за идиотку! Таблички вовсе не обязаны быть волшебными, они просто уникальны! Письменность их неизвестна, и насколько они древние, мы даже не можем предположить! Их не успели подвергнуть радиоуглеродному анализу!

– Да они вполне могли взорваться!

– Тогда к чему было взрывать и убивать? У любых действий должна быть логика!

– То есть ни к чему конкретному мы так и не пришли, – несколько устало подвел итог сказанному Осокин. – Теперь вы можете оставить меня работать?..

Кася вышла обескураженная. После последнего разговора было ясно, что больше Осокин ее к себе не подпустит и ничего важного не расскажет. Хотя, с другой стороны, у нее были свои заботы. Были фотографии диска и расшифровка записи на пергаменте. То, что все произошедшее на раскопках было связано с табличками, сомнений у нее не вызывало. Тогда главным было разгадать таблички. А оставаясь в лагере, она точно вперед в своих расследованиях не продвинется. Решение было принято, и она отправилась собирать вещи.