Барбара Вайн - Львиная стража

Я, наверное, уже довольно хорошо узнал Сандора. Когда любишь кого-то, изучаешь выражения на его лице, и сейчас я могу абсолютно точно сказать, о чем конкретно он думает. Или как минимум, что он над чем-то размышляет. Я увидел, что он думает о кемпере, о том, как его можно было бы использовать в нашем предприятии. Он наконец-то улыбнулся Тилли и сказал, что у нее замечательный маленький домик. Не хочет ли она, чтобы он выяснил, есть ли свободные комнаты в «Гостевом доме Линдси»? Он рассчитывает, что она задержится на день или два.

У меня возникло ощущение удушья – так бывает всегда, когда Сандор делает или говорит нечто хорошее. Мне приходится подавлять радостный возглас, и именно из-за этого я начинаю задыхаться, наверное. Если бы меня спросили, что такое счастье, что оно значит для меня, я, вероятно, сказал бы, что это вот эти редкие приступы удушья. Но на Тилли его слова так не подействовали, иначе и быть не могло.

– Может, и задержусь, – сказала она, – но жить буду в кемпере, так что спасибо. Я всегда в нем живу. Я загоню его на парковку, если меня туда пустят; если же нет, поставлю где-нибудь на обочине.

На парковку ее не пустили. Хозяева заведения очень рассердились.

– Тогда мы съезжаем, – очень холодно сказал Сандор.

– Вы вправе делать что пожелаете.

– Мы съезжаем в понедельник, – сказал Сандор.

Он отправил меня в телефонную будку, велел позвонить в «Георг» и заказать там два одноместных номера. Мне повезло, потому что двух номеров у них не оказалось. Начинается туристический сезон, во всяком случае, они так сказали, и они могли предложить мне номер с двумя кроватями и с ванной. Сандор больше не мог дурить меня насчет того, что такое якобы ему не по средствам. Диана ясно дала мне понять, что он может позволить себе немало, так что я заказал номер и сказал, что мы заселимся в понедельник к обеду.

После этого я поднялся наверх и нашел Сандора в нашем номере. Тилли отправилась искать место для парковки. Он лежал на кровати, курил и писал одно из своих писем.

– Значит, это Тилли, – сказал он и засмеялся.

Я уже говорил, что, по моему мнению, я хорошо понимаю Сандора, но этот смех я расшифровать не смог. Он смеялся, а потом вдруг погрустнел, стал печальным, отвернулся от меня и уставился в окно. Я знал, что в окно он смотреть не может, потому что там, в отличие от «Рейлуэй-Армз», смотреть не на что, кроме кирпичной стены с «Инд Куп» [53], выписанной выцветшими буквами.

Был один вопрос, который я вынужден был задать ему, но я ужасно боялся спрашивать. Если Тилли задержится здесь, останется с нами, хотя и не будет ночевать в гостевом доме, какую часть всего мы сможем рассказать ей? В смысле, из того, что мы затеяли. Если же мы собираемся отговориться тем, будто у нас назревает совместный бизнес, то нужно договориться, чтобы он был одинаковый для обоих. Нужно вместе составить план, причем до того, как она вернется. Однако, если я прав и Сандор действительно положил глаз на кемпер, не стоит ли нам быть с ней почестнее и все же открыть какую-то часть?

Он изумил меня. Конечно, он часто меня изумляет. Он спросил:

– У нее кто-нибудь есть?

– В смысле, приятель? Ее парень? Нет, она одна.

– Можно сказать, что она ведет кочевой образ жизни?

Я не очень хорошо понял, что он имеет в виду. Я построил разумное предположение, сделал то, чему я, по его словам, должен учиться.

– Да. Она никогда нигде подолгу не задерживается. Она как цыганка. Если ты в том смысле, что есть ли у нее постоянные связи, то нет.

– Я думаю, она будет не против некоторой суммы, – сказал он. – Большинство было бы не против. Думаю, ей есть куда потратить деньги.

– Ты хочешь сказать… ты в том смысле, что мы ей расскажем?

– Что значит «мы»? Это мое предприятие – ты забыл?

– Так ты собираешься рассказать ей, Сандор?

– Я собираюсь подумать о том, стоит ли рассказывать. Это все, что я собираюсь делать на настоящий момент, – думать. Если я решу, что она может оказаться полезной, то расскажу ей, если же нет, пусть идет куда подальше.

Я не забыл, как Диана упомянула, что Сандор сидел в тюрьме. Более того, я почти все время думал об этом. Это постоянно маячило на задворках моего сознания. Было две вещи, которые я хотел бы знать: сколько он пробыл там и что он натворил. Срок мог быть и четыре года, и все десять. Я почему-то решил, что его упекли туда за похищение людей или даже за убийство. За убийство не всегда приговаривают к большому сроку – все зависит от того, что думает на этот счет какой-нибудь дряхлый старичок-судья, а вовсе не от закона. В былые времена я знал одного человека, которому дали четыре года, хотя он убил свою жену, порубил ее на куски, а куски спрятал в буфете.

Тюремное заключение Сандора объясняло, почему он так долго ждал, прежде чем предпринять новую попытку похитить Принцессу. Пока я лежал в больнице, он сидел в тюрьме, мы оба были заперты, лишены свободы. Вероятно, это должно было сблизить нас. А теперь приехала Тилли, и я стал воспринимать нас как трех членов общества, почему-то выброшенных из этого общества, или трех пассажиров, оставшихся на платформе потому, что им не хватило места в поезде. Поезд был полон, и мы пытались втиснуться, но двери закрылись у нас перед носом. Ни у одного из нас не было дома, он побывал в тюрьме, я, надо смотреть правде в лицо, – в психушке, а Тилли превратилась в цыганку или в бродягу, которая раскатывает по миру в своем доме на колесах.

В тот вечер Сандор сказал, что поведет нас ужинать, и потратил много времени, изучая ресторанный гид, который нашелся у хозяев «Гостевого дома Линдси». Заведение, которое он выбрал, было одним из тех, которые славятся якобы великолепной кухней, а их владельцы – грубостью по отношению к клиентам. Тилли долго искала, где припарковать кемпер, но наконец она вернулась и предложила пойти в «Трастхаус-Форте» [54], мимо которого она только что проехала. Сандор даже слышать об этом не желал. Если бы это не было настолько вопреки его характеру и вообще маловероятно, я бы сказал, что он выделывается перед Тилли, пытаясь произвести на нее впечатление.

Хотя нам запрещалось пользовать телефоном, Сандор все равно прошел в кабинет, который оказался пустым, набрал номер этого многозвездочного ресторана и сказал, что ему нужен столик на троих к восьми вечера.

– Дама и два джентльмена, – сказал он и, когда на том конце провода попробовали возразить, думаю, там заявили, что не уверены, что могут забронировать для нас столик за столь короткий срок и тем более в субботу, добавил: – Естественно, вы нас примете – ведь вы для этого и созданы, верно?

Они согласились принять нас. Но сильнее всего Сандора обрадовало то, что ему удалось сделать звонок по телефону «Гостевого дома Линдси» и при этом не заплатить за него. Он курил сигарету через черепаховый мундштук, который, вероятно, вчера прихватил из дома Дианы. Мы должны пойти в паб, сказал он, в нашей комнате расслабиться невозможно. Лучшее, что произошло в этой заскорузлой стране – Сандор произнес именно это слово, «заскорузлая», кажется, я такого никогда не слышал, – лучшее, что произошло в нашей стране за долгие годы, это изменения в законодательстве, которые разрешают пабам работать днем. Тилли рассмеялась и сказала, что с этим нельзя не согласиться.