Галина Романова - Подвенечный саван

– Зачем?

Лера вдруг повернула и зашагала прочь от темных обнаженных деревьев. Слушать дальше этот бред она больше не могла. Ну, бред же! Бессмыслица какая-то! Особенно про убийство собак!

– А затем, девонька, что не нужны они ему были больше. – Мария Дмитриевна, задрав на макушку шапку из невиданного белоснежного зверя, ходко вышагивала рядом. – Они наскучили ему. К тому же он своего добился.

– Чего? – Она задавала вопросы машинально, ей уже, если честно, стало неинтересно.

– Как чего?! Нинку заполучил наш Миша! Он давно-о-о в ее сторону косился! – с неожиданной завистью произнесла Мария Дмитриевна. – С год уже! А Нинка его и не замечала даже. Она такая… утонченная, грамотная. Станет она с каким-то лапотником вязаться! У нее Игорь какой был! У них все интересы были общими. Вместе работали финансистами, вместе собак любили. А Мишка кто?

– Кто?

Еще один машинальный вопрос, просто чтобы отвлечься от противного ноющего чувства, поселившегося в желудке. Что-то ее ждет там, в доме Сани Лаврова?

– А Мишка лапотник. Работяга. Нужен он Нинке, как же! Она и звать-то его как не знала никогда. У них и интересов общих не было! Кроме собаки… Да и собака была, мне кажется, не его, – вдруг выдала Мария Дмитриевна, запыхавшись.

– Почему? – Лера остановилась у железной двери подъезда, глянула на женщину. – Почему вы так решили?

– Она у него недавно появилась – раз! Появилась уже взрослой – два! И не слушалась его команд – три! Мало?! – неожиданно разозлилась женщина. – Сама слышала, как он материл бедное животное. Сама слышала! Он ее украл! Все для того, чтобы к Нинке подобраться. Все старался вместе с Нинкой на вечерние прогулки попасть. Только она его не замечала в упор! Вот он и… И убил Игоря. А потом и от собак избавился. Зачем они ему теперь нужны?

– Теперь? – Лера набрала код, замок щелкнул, она потянула дверь на себя. – Почему теперь?

– Так ночует он у Нинки уже, – полоса света, скользнувшая из подъезда, осветила кривую ухмылку Марии Дмитриевны. – Вторую ночь ночует. Зачем ему теперь собаки-то? Только помеха! Выгуливай их вечерами и утром! Мало одной, две! Вот он их того… и убил сегодня утром. Ушел на прогулку с собаками. Вернулся один. В овраг, говорит, сорвались. Умора!

– Послушайте… – Лера чуть придержала дверь. – А почему вы все это полиции не рассказали? Я не про собак, а про то утро, когда погиб муж Нины Николаевны. Почему?

– Ага! Станут меня там слушать!

Мария Дмитриевна вдруг стянула с головы шапку, поправила слипшиеся от пота седые волосы, заправила пряди за уши, встряхнула шапку, снова надела на голову, низко натянув на брови.

– Ты вот меня небось дурой сочла. Ты – девчонка-несмышленыш! А там, в полиции, сразу в дурку отправят. Только, девонька, права я. И боюсь, как бы новой беды не случилось. Нинка хоть и чокнулась с горя, а Мишку к себе допустила ночевать! Игоря только схоронила и тут же Мишку… – Голова в диковинной шапке осуждающе закачалась. – Ладно… Она хоть и чокнулась, но правду утром болтала. Что-то странное в нашем дворе происходит. Как бы новой беды не случилось…

Лавров ждал ее в прихожей. Она только к двери подошла, только ключи достала, а дверь сама собой открывается. Сердце тут же екнуло и скатилось куда-то вниз. Все! Конец! Сейчас он ее выставит! И…

Но сумок с ее вещами в прихожей не было. Лавров стоял босый, в одних джинсовых шортах, с кухонным полотенцем через плечо. Кулаки его были уперты в бока.

– Ну?! Что это значит?! – Он одной рукой резво выхватил у нее оба пакета, второй дотронулся до щеки. – Замерзла вся! Жэка меня казнит, если ты заболеешь.

– Мария Дмитриевна. Наговорила там… – Лера обессиленно привалилась к двери, толкнув ее попкой. – Бред какой-то несла.

– Раздевайся, ужинать будем, – буркнул Лавров уже от двери в кухню. – Носится не пойми где! А мне переживай!

Она чуть не запела, честное слово! Он за нее переживал? Он за нее переживал! И в его сердитом взгляде и ворчливом голосе ничего, кроме заботы! Господи, может, он все же женится на ней, а?!

– О, а я тоже креветок купила, – улыбнулась Лера, вымыв руки и подсаживаясь к столу. – И еще пива.

– Обойдешься! – фыркнул Лавров.

Поставил в центр стола огромное блюдо с креветками, по тарелке для мусора и миску с водой с плавающим колесиком лимона. Медный кофейник стоял на плите, значит, и кофе огненный в доме имеется. Она бы сейчас с радостью чашечку выпила – горячего, ароматного, крепкого. Она промерзла и перенервничала и…

– Ну? И что молчишь? Чего тебе наговорила эта ненормальная? – перебил ее мысли Саня, уже успев расправиться с дюжиной креветок. – Что опять за дела?

– Сегодня утром не вернулись с прогулки из сквера сразу две собаки. – Лера встала, потрогала бок кофейника – горячий. – Я налью?

Лавров кивнул и спросил тут же:

– Какие собаки? Не понял!

– Собака погибшего мужчины и…

– Сява?! – перебил Лавров, удивленно вытаращившись. – Не вернулась с прогулки? Убежала, что ли?

– Погибла.

– Что значит погибла?

– Убежала вместе с другой собачкой. И сорвалась в овраг вместе с ней. И погибла. И вторая собачка тоже. – Лера пила кофе мелкими глоточками, причмокивая, до того вкусно было.

– Вторая собака чья? – Лавров нахмурился.

– Того мужчины, который присматривал за Сявой.

– Линева?! – ахнул Саня и даже про креветки забыл, его растопыренные пальцы повисли над блюдом. – То есть он пошел их выгуливать и… вернулся один?

– Совершенно верно. Так, во всяком случае, Мария Дмитриевна утверждает.

– А что же хозяйка Сявы? Она-то что говорит?

– Она плачет, – пожала Лера плечами, поставила пустую чашку на стол, потянулась к блюду с креветками. – А Линев ее утешает.

– То есть? – не понял Саня. – Что значит утешает?

– Он ночует у нее, по утверждениям Марии Дмитриевны. – Лера вдруг потянулась к нему через стол, тронула тыльной стороной ладони его щеку и нежно улыбнулась. – А может, ну их, Лавров? Всех их ну их, а? Хорошо же сидим…

Он видел двух прогуливающихся по двору женщин, понимал, что их разговор может быть неприятен для него лично. Более того, разговор между ними может быть опасен для него лично! Но почему-то все, о чем он думал в тот момент, это про нелепый головной убор из невиданного белоснежного зверя, который женщина без конца поправляла.

Дурацкая шапка, подумал он с раздражением, отворачиваясь от окна. Посмотрел на опустевший коврик в углу прихожей, пустую собачью кормушку и подумал: дурацкая затея. С самого начала затея с Ниной была дурацкая и безнадежная. Она никогда не полюбит его так, как любила покойного мужа. Может, и не особо любила, но уважала сильно. А его – Линева Михаила Сергеевича, всячески старающегося завоевать ее уважение, – она никогда не станет ни уважать, ни любить, ни замечать.