Андрей Константинов - Адвокат. Судья. Вор (сборник)

Все дни до похорон Барона Андрей напряженно думал о том, что ему делать с полученной от вора информацией, а решение никак не приходило. Сообщить о том, что поведал ему умирающий вор, в правоохранительные органы? Стремно – и не потому, что там засели какие-то «мафиозные кроты», не это было основной причиной сомнений Андрея. Даже если старик говорил правду и где-то наверху сидит какой-то гад, шанс нарваться именно на него был не таким уж большим – не могли же бандюги закупить все милицейское руководство! Серегина тревожило другое.

Если предположить, что вор говорил правду, то, передав информацию в ГУВД, Андрей автоматически становился обычным зрителем, наивно было предполагать, что его подпустили бы к разработке операции. И даже в случае успешной реализации «темы» с картиной Рембрандта вовсе не факт, что Серегину в знак благодарности отдали бы эксклюзив. (Примеры того, как в милиции выполняют обещания, в журналистской практике Андрея уже были…) И дело тут не столько в личной непорядочности оперативников, сколько в том, что люди они служивые и, следовательно, обязаны выполнять приказы начальства – а «тему» такого уровня обязательно начали бы курировать из Москвы. Вот в Москве и нашелся бы какой-нибудь крупный эмвэдэшный чин, который кукарекнул бы о «крупной победе», и, может быть, даже эксклюзивно, но, конечно, не какому-то там Серегину, а журналисту из центральной прессы, «Известий», например, или «Комсомолки»… А дарить кому-то свою сенсацию Андрею очень не хотелось. С другой стороны, ситуация возникала довольно щекотливая: если Обнорский молчит, то он, в принципе, подпадает под действие статьи Уголовного кодекса, карающей за недонесение. Хотя вывернуться, конечно, можно: сказать, например, что не воспринял сначала всю эту историю всерьез, решил, что нашептанное на ухо – не более чем красивая сказка.

Сказка… Вот именно! А если у Барона перед смертью действительно шарики за ролики заскочили? Тогда над «детективом» Серегиным будет ржать все ГУВД, клеймо на всю жизнь поставят и никогда уже больше не отнесутся всерьез… Попадать в глупое и смешное положение Обнорскому страсть как не хотелось – для его гонористого характера это было бы тяжким испытанием…

Рассказывать же что-то редакционному начальству Андрей не хотел из-за того, что твердо был убежден в одном: в газете тайны никто хранить не умеет, скорее наоборот – если кому-нибудь требуется быстро и надежно распространить информацию, не существует лучшего способа, как доверительно, с предосторожностями передать эту самую информацию первому попавшемуся уху. Результат фирма гарантирует. К тому же чем руководство газеты может реально ему помочь?

Однако при всем при том Андрей понимал, что если все-таки Барон рассказал ему историю, которая действительно произошла на самом деле (а в этом случае она, что называется, «продолжает происходить», потому что точка не поставлена, нет даже многоточия, просто случилась некая пауза – по техническим причинам), то он сам оказывается в достаточно опасном положении как носитель эксклюзивной информации. Серегин и по прошлой своей жизни, и по новой работе хорошо знал, как мало стоит та голова, носитель которой использует ее вместо сейфа для хранения опасных тайн. Но золотое правило людей самых разных динамичных профессий: скинь с себя опасную информацию, тогда меньше смысла для противников будет иметь твое физическое устранение, – претворить в жизнь пока не мог, причем по чисто субъективным причинам. У него просто не было доверенного лица, того, кому имело бы смысл эту информацию скинуть, не опасаясь при этом, что человек воспользуется ею сам… Раньше таким человеком мог бы стать Женя Кондрашов, но с ним в последние месяцы происходили существенные и не очень радовавшие Андрея перемены: еще в декабре 1991 года Женька с большим скандалом уволился из милиции и начал заниматься какими-то явно сомнительными делами. Впрочем, какими именно, Обнорский не знал, но догадывался, что дела эти происходят либо откровенно по ту сторону закона, либо (и это в лучшем случае) в весьма опасной пограничной зоне… Андрей сделал такие выводы прежде всего из-за происшедших с Кондрашовым внешних изменений. Через месяц после увольнения Женька подстригся под бандита, начал дорого и в совершенно конкретном стиле одеваться, повесил на шею золотую цепь и сел за руль «девятки» цвета мокрого асфальта с наглухо затонированными стеклами… Спрашивается, откуда у бывшего старшего оперуполномоченного спецслужбы уголовного розыска деньги на всю эту красоту? Ну не государство же родное ему премию выплатило за семь лет работы в розыске, испорченный язвой желудок, два ножевых и одно пулевое ранения? Ясное дело, не государство, потому что оно такими глупостями не занимается. Тогда откуда деньги? Нашел? В карты выиграл, в лотерею? Американская троюродная прабабушка наследство оставила? Тогда почему в глазах у Женьки поселилась какая-то совсем уж нехорошая угрюмость, и почему он не поспешил поделиться своей радостью с другом?

Кондрашов не только сам ничего не рассказывал о своей новой работе, но и на вопросы Обнорского отвечал весьма уклончиво и неконкретно, пока Андрей однажды не выдержал и не спросил его в лоб:

– Жека, ты что, в братву подался?

Бывший опер скривился в невеселой усмешке и после недолгой паузы ответил:

– Не мотай мне душу, Андрюха… Не маленький, сам все понимаешь… Я тебе одно только скажу: куда бы я там ни подался: к братве или еще куда, – злодеем я еще не стал… А самый большой бандит в нашей стране – это государство, потому что оно из нормальных людей сначала делает хуй знает кого, а потом этих же людей и обвиняет во всех смертных грехах… Ты меня пока не спрашивай ни о чем, что смогу – сам расскажу… Потому что, если ты будешь лишнее знать, тебя за одни наши разговоры, в случае чего, как соучастника привлечь смогут… Даже если будут знать, что ты ни в одном конкретном деле физически не участвовал.

– Почему? – удивился Обнорский. – Я же журналист, я многим вопросы задаю, у меня работа такая…

Кондрашов хмыкнул и потер пятерней светлый ежик на затылке.

– Все, кому надо, прекрасно знают о наших с тобой отношениях: что мы учились вместе, что встречаемся часто, водку пьем, баб трахаем… То есть отношения между нами намного ближе, чем между тобой и теми, кому ты вопросы задаешь… А теперь представь ситуацию: предположим, ОРБ, куда меня в свое время приглашали идти работать и куда я идти не захотел, нахватывает меня на какой-нибудь ерунде (на серьезном чем-нибудь взять меня гораздо сложнее, я ведь тоже опером был, и довольно неплохим). Ну вот, что им с этой ерундой делать? Ну, попрессуют в камере, потреплют нервы, а потом все равно придется передавать в суд, где все и развалится… Это если бы речь шла просто о таком вот прибандиченном пареньке Женьке Кондрашове… Но ведь подать-то можно все совсем по-другому: не просто Женька, а бывший капитан спецслужбы угрозыска, рядом с которым бывший капитан Советской Армии, выполнявший спецзадания на Ближнем Востоке, ныне криминальный репортер одной из крупных городских газет, вхожий во многие кабинеты…