Ольга Володарская - Зов темной воды

Эллина никак не прореагировала на эту страстную тираду и поведения своего не изменила. Графине настолько было плевать на мальчика, что она даже не удосужилась его назвать. В итоге имя ему дал персонал больницы, назвав в честь отца Эллины Александром.

Когда маленькому Саше исполнилась два дня, к Графине подошел главврач Сомов и неприязненно спросил:

– Как я понял, вы отказываетесь от ребенка?

Графиня кивнула.

– Хотите отдать ребенка на воспитание государству?

Она пожала плечами.

– Вы знаете, кто его отец?

– Егор Романович Данченко.

– Он наш, местный?

– Нет, он из Москвы.

– Не желаете написать ему письмо?

– Нет.

– Позвонить, сообщить о сыне?

– Нет.

– Но, возможно, он захочет взять мальчика?..

– Никаких писем я писать не буду, – отрезала Эллина. – И звонить тоже. Если вы такой сердобольный, пишите и звоните Егору сами… – И она бесстрастно продиктовала Сомову адрес Данченко, хотя не была точно уверена, что тот все еще по нему проживает.

В тот же день Эллина документально отказалась от материнских прав, вслед за чем была выписана из больницы. А как только ей дали расчет на стройке, бежала в Москву. Все считали, что она боится молвы матери-кукушки, на самом же деле на молву ей было глубоко плевать, главным для Эллины было переместиться как можно дальше от того места, где находился сын Малыша…

Москва сильно изменилась за то время, что Эллина отсутствовала. И это было естественно, ведь прошло столько лет и так много всего произошло… Но Графине казалось, что Москва все та же. Она не замечала уродующих старинную архитектуру новостроек, запустения некоторых зданий, развешанных везде и всюду лозунгов и транспарантов. Все это были мелочи, не заслуживающие внимания, главное, Москва осталась все той же древней, мудрой, безумно красивой и… родной!

И квартира была прежней, несмотря на то что в ней появились новые жильцы, а прежние возмужали или состарились. Но Эллина никогда не дружила ни с кем из соседей, а если и общалась, то лишь отдавая дань вежливости. Теперь же она их вообще не замечала! Даже своих «вассалов» (один из них, Андрон, женился и сообщил Графине об этом факте с непонятной торжественностью) игнорировала. Ей так хотелось, чтоб они от нее отстали, но те и не думали этого делать. Все, включая женатого Свирского, донимали ее своим вниманием и звали замуж. Но их робкие заигрывания и предложения не столько злили, сколько забавляли Эллину, тогда как наглые и настырные «ухаживания» вновь объявившегося Мишки выводили ее из себя. Никогда в жизни она не была так груба, ни с кем так мерзко себя не вела, никого так не презирала, но Дубцова нельзя было пронять ничем. «Ты все равно будешь моей!» – повторял он, как заклинание, а Эллина неизменно отвечала: «Никогда!» и захлопывала перед его мясистым носом дверь.

…Как-то воскресным днем Эллина вышла из дома, намереваясь прогуляться до Чистых прудов, но во дворе столкнулась с Малышом. Тот преградил ей путь и сухо сказал:

– Нам нужно поговорить.

– Мне не о чем с тобой разговаривать, – отрезала Графиня.

– А о нашем сыне?

– Нашем? – фыркнула она. – У меня лично никакого сына нет.

– Да, я знаю, ты отказалась от него, но… Ведь это ничего не меняет… Ты – его мать, я – отец…

– Егор! – Она впервые назвала его по имени. – Если тебе это так важно, забирай ребенка себе.

– Я уже забрал.

– Вот и отлично! А от меня-то тебе чего надо?

– Мне лично – ничего. Но у ребенка должна быть мать…

– Тогда женись! Такому писаному красавцу, как ты, это не составит большого труда…

– Неужели тебе все равно, – зло перебил ее Егор, – что будет с малышом?

– Все равно, – твердо ответила она. – Так что прошу оставить меня в покое!

Она развернулась и зашагала к дому. Гулять Эллине расхотелось.

– И что мне потом ему сказать? – крикнул ей вслед Егор. – Что его мама умерла?

– Все, что захочешь, – бросила она через плечо и скрылась в подъезде.

До дома они ехали молча. Алекс размышлял, Лариса ему не мешала. После того как отчет был прочитан, они поехали в больницу к Графине. Саша возлагал на этот визит большие надежды. Теперь ему не просто хотелось посмотреть на женщину, о которой он столько слышал за последнее время, но еще и спросить у нее, зачем она его разыскивала. Лариса пыталась вразумить его, объясняя, что Эллина не то что ответить ему не сможет, но даже вопроса не услышит.

– У нее кровоизлияние, понимаешь? – твердила она все дорогу до клиники. – Она без сознания. Лежит, подключенная к аппарату.

– И что?

– Она ни на что не реагирует! В том числе и на голоса…

– Но она их слышит, – упрямился Алекс. – Я знаю точно, потому что сам был в коме. Во время операции (мне селезенку удаляли) я чуть не умер. И пока я балансировал на грани жизни и смерти, слышал все, о чем говорили врачи. Потом им пересказывал, а они диву давались – все слово в слово повторил…

– Ну, хорошо, пусть так, спорить не буду, но сказать-то Графиня тебе все равно ничего не сможет.

– Знак даст!

– Как?

– Моргнет, например.

– Саша, она недвижима, понимаешь?

– А вдруг ей стало лучше? – не сдавался он.

В итоге Лариса, устав доказывать Алексу очевидное, махнула рукой. Однако когда они приехали в больницу и явились в палату, где лежала Эллина Александровна, Лара стала вглядываться в лицо Графини с надеждой. Вдруг она правда слышит и сможет дать знак?

– Она все еще красива, – сказал Алекс.

Лариса вынуждена была с ним согласиться. Графиня сейчас совсем не походила на ведьму, в образе которой пребывала последние десятилетия, она напоминала ту даму, которая была запечатлена на многочисленных довоенных фотографиях. Лариса просто глазам своим не верила: с лица Графини вдруг исчезли морщины, оно стало молодым и гладким. Казалось, время обратилось вспять, возвратив Эллине ее красоту…

Или же это смерть, прибирая Графиню, щедро дарила ей то, что отняла у нее жизнь…

Или же жизнь, уходя из Эллины, отдавала должок…

В одном можно было не сомневаться – Эллина Александровна Берг уже не в этом мире и Алекс ничего от нее не добьется…

– Эллина Александровна, – обратился к старухе Алекс. – Вы слышите меня? Я Александр Данченко, сын Егора…

Та, естественно, никак не прореагировала. Зато его слова услышал проходящий мимо врач и, заглянув в палату, сказал:

– Она вас не понимает, даже если слышит! У нее мозг поврежден кровоизлиянием.

– То есть нет никакой надежды на то, что она поправится? – дотошно спросил Алекс, хотя Лара ему уже несколько раз говорила об этом.

– Дорогой мой, о какой поправке может идти речь? Пациентка тает на глазах. Не сегодня, так завтра жизнь ее покинет. Показатели ее настолько плохи, что я просто удивляюсь, как она еще до сих пор держится… – Он перевел взгляд с него на Ларису. – Вам, девушка, кстати, надо доплатить. Если вы, конечно, желаете, чтобы мы продолжали держать ее на аппарате… Хотя, честно говоря, я не вижу в этом смысла…