Марина Серова - Я стою миллионы

А что касается Торнтона, то он или ничего не замечает, или, что скорее всего, не хочет ничего замечать. Ему это просто невыгодно.

Памятуя о вздорном нраве Бриджит, я решила не раздражать ее. Поэтому, когда Нэд Силвер вызвался проводить меня, деликатно отказалась. Но перед тем как уйти, воспользовавшись тем, что Бриджит отправила Силвера за коктейлями, решила спросить ее об Андре, надписавшем фотографию Сердюковой.

— Бриджит, я хотела еще у вас кое-что узнать.

Она нервно перебирала жемчужины своего ожерелья, нетерпеливо поглядывая на дверь, за которой скрылся Нэд.

— Что вас еще интересует? — без особого энтузиазма спросила Бриджит.

Если в начале вечера я представляла для нее какой-то интерес, то сейчас она явно тяготилась моим обществом. В эту минуту появился Силвер с коктейлями, но у самой двери его остановила яркая брюнетка с короткой стрижкой в экстравагантном длинном платье с боковым разрезом почти до талии.

Это еще больше напрягло Бриджит. Чувствуя, что она вот-вот сорвется с места, я поспешила с расспросами.

— Не знаете ли вы некоего Андре?

— Жофруа? — Бриджит вскинула брови.

— Может быть, — неуверенно ответила я.

— Андре — художник, живет в Париже, сотрудничает со многими галереями, в том числе и с нашей, и, надо признать, весьма успешно. У нас с ним никогда проколов не было. Нэд, — она с плохо скрываемой досадой посмотрела на Силвера, — просто без ума от него. Он считает, что в перспективе Андре станет настоящим мастером. Некоторые работы Жофруа, как писал в одной из хвалебных рецензий Нэд, уже сейчас поражают продуманной композицией, мощной экспрессией и наряду с этим — зрелым лиризмом. — Мне показалось, Бриджит наизусть цитирует выдержку из статьи Силвера.

— Давайте вернемся к Эрику, — я попробовала спустить ее с небес на землю, — какие отношения у него были с Андре?

— Эрик приобрел несколько его работ, после чего они познакомились. Кажется, это было года полтора назад…

— Они подружились?

— У них были общие интересы: живопись, литература, путешествия, но, по-моему, большими друзьями они не стали, точнее не знаю.

— А где он живет?

— В Париже, Римская улица, четыре, квартира девятнадцать. Кажется, это район Монмартра.

— А телефон?

— Сейчас посмотрю. — Она открыла миниатюрную сумочку и достала маленький блокнотик. — Записывайте.

— Я запомню.

— Восемь, восемь, пять, два нуля, сорок шесть.

— Большое спасибо.

Где-то я видела этот номер и совсем недавно. Ну, конечно! Я как будто снова держала в руках этот счет телефонной станции, который нашла в квартире Сердюковой. И какого же числа был звонок? Мне пришлось напрячь свою память. Шестнадцатого мая…

Такси остановилось передо мной. Усевшись в салон, я назвала адрес «Милфорд плаза». Синие сумерки плавились в каскаде вечерней иллюминации, точно Нью-Йорк боялся погрузиться в черную бездну ночи.

Вспыхивая миллионами огней, этот город, казалось, лихорадочно цеплялся за малейшую возможность еще некоторое время дышать светлой дневной лазурью. Наливаясь электричеством, как кровью, он, точно огромное сердце, пульсировал в холодной космической тьме.

Минут через двадцать я уже входила в холл отеля. Вместе с ключом портье передал мне небольшой конверт. Поднимаясь в лифте, я вскрыла его: Джон Горбински просил меня присутствовать на похоронах своего сына, которые должны состояться двадцать третьего мая сего года в одиннадцать часов утра.

Значит, завтра утром мне нужно быть в Бергефилде.

На меня снова нахлынули воспоминания, точно все время, проведенное в Штатах, я действовала автоматически, словно во сне. Казалось, я расследую убийство постороннего человека. Новая страна, новые знакомые, другая, неизвестная мне до того жизнь Эрика — все это как бы отдалило меня от Эрика, которого я знала в Тарасове.

И вот теперь, когда я глядела на лист бумаги, где черным по белому сообщалось о его похоронах, пелена безумной, обманчивой надежды спала, растворилась в ослепительном свете трезвого сознания, говорившего, что Эрика нет и никогда больше не будет.

Войдя в номер, не раздеваясь, заказала выпивку.

Мне принесли «Джек Дэниэлз». Наполнив стакан до краев, я осушила его до дна. Бросила в рот дольку горького французского шоколада. Через минуту я удостоверилась в правильности своих действий. У меня возникло ощущение, что пары алкоголя растворяют мою телесную оболочку и вся я становлюсь сплошной брешью, через которую широкой огненной струей вытекает в космос накопленное тысячами человеческих жизней и потому ставшее почти анонимным страдание.

Казалось, я превращаюсь в горячее ватное облако, которому лень взлетать. Нимало не заботясь о последствиях, выпила еще полстакана.

Потолок медленно завращался над моей головой. Я проглотила гамбургер и, не давая себе передышки, начала одеваться — я планировала продолжить разрядку на Бродвее.

Оттянувшись по-русски с американским уклоном: выпивка, казино, дансинг, опять выпивка, стриптиз-шоу, кино, еще порция виски и т. д., я спьяну-сдуру решила вернуться в отель пешком. Неожиданно для самой себя забрела в довольно неуютный и плохо освещенный квартал, где мне попадались навстречу в основном негры, латиноамериканцы и проститутки. Я шла на «автопилоте», вяло реагируя на дешевые комплименты и приставания «цветных».

Пара влюбленных: негр и белая девушка, обнявшись прошли мимо. Из-за угла выкатили трое молодых мексиканцев на роликах. Занимая всю ширину тротуара и перебрасываясь короткими фразами, они двигались навстречу мне, объезжая редких прохожих.

Тот, что двигался первым, попытался обогнуть меня слева, но что-то с ним случилось, и он как-то неловко упал почти мне под ноги — я машинально посмотрела в его сторону.

Тут же почувствовала резкий рывок справа и едва удержалась на ногах — это второй роллер, схватив на ходу мою сумочку, висевшую за плечом на длинном ремешке, попытался вырвать ее у меня. Я двигалась скорее инстинктивно, вернее, даже не инстинктивно, а автоматически — тренированное тело само знало, как нужно действовать.

Если бы я стала сопротивляться этому рывку, то скорее всего упала бы навзничь, а сумочку все равно бы не удержала. Я развернулась на левой ноге на сто восемьдесят градусов, тем самым ослабив натяжение ремешка, и уперлась правой ногой перед собой. Когда похититель почувствовал, что сумочка освободилась, и расслабился, резко дернула ремешок на себя.

Тонкий кожаный ремешок не выдержал такой нагрузки и оборвался, но роллер все же упал. Падение его вызвало довольно большой шум: он ударился спиной о тротуар, а его ноги в роликах, проехавшие по инерции вперед, затем каким-то образом подскочили на уровень моей головы, а потом с грохотом рухнули на землю, как мешок с булыжниками.