Марина Серова - Чем черт не шутит

— Эй! — Я положила руку ему на плечо. — Зато я самолеты пилотировать не умею.

— Очень смешно, — буркнул Виктор.

До конца сигареты оставалось еще много. Что ж, подождем.

— Куда теперь? — Виктор выбросил окурок. Держался он сдержанно, чуть ли не официально.

Я вздохнула.

— Домой хочу.

— Куда прикажешь.

До дома мы добрались в гробовой тишине. К концу пути Виктор немного оттаял и повеселел, даже начал насвистывать. Я набралась смелости и пригласила его выпить кофе. Он заулыбался и спросил:

— А я его заслужил?

— Ты же катал меня по городу. За такие услуги обычно дают на чай. Я чай не уважаю, вот и зову на кофе.

— Меня рассматривают только в качестве таксиста.

— Качество и количество будем выяснять за кофе.

Улыбка Виктора стала теплее еще на несколько градусов. Все-таки путь к сердцу мужчины лежит через желудок.

Тут-то я и потеряла бдительность. Предупреждали же меня гадальные кости, что кругом полно врагов и они не дремлют? Не понимаю, что со мной произошло? Предчувствие не кольнуло, подозрение не закралось, а интуиция и вовсе взяла отгул. Единственное объяснение — жара, помноженная на размягчение мозгов. Разве можно сохранять трезвость мысли, когда в затылок тебе дышит красавец-мужчина, а в перспективе наклевывается увлекательный вечерок.

За отсутствие осторожности я расплатилась сразу же, как мы вошли в подъезд. Что-то мелькнуло, резкая вспышка света, боль… Очнулась я быстро и самое интересное не пропустила. Я сидела, прислонившись к перилам, раздумывая, стоит ли проявлять признаки жизни, или Виктор сам справится. Вставать не хотелось, голова гудела, как осиный рой. Мой разум возмущенный возражал против небрежного к нему отношения.

Особой необходимости помогать Виктору я не усматривала. Пока он справлялся с ситуацией замечательно. Один бритоголовый громила, внешними данными смахивающий на ребят из Наташкиного дома, уже шатался и не рисковал расстаться с опорой, которой ему служила стена. Над вторым Виктор работал. Красиво и с чувством. У Виктора были задатки каратиста. Я, конечно, могла бы драться лучше, если бы не прохлопала опасность ушами. Оставалось наблюдать поединок со стороны. Тоже неплохо.

Виктор легко блокировал левой руку противника, перехватил ее правой выше локтя и резко ударил. Два — ноль в нашу пользу. Мало ему показалось! Виктор как бы невзначай врезал ему ногой под колено. Бритоголовый грохнулся копчиком о ступеньки, взвыл и заорал:

— Братцы, бьют!

Я незаметно пнула его носком под ребра. Он отключился. Топот ног на лестнице неприятно поразил. Виктор вырубил второго косым ударом ладоней по шее и склонился надо мной.

— Танечка, с тобой все в порядке? — Слепому видно, что нет, а он спрашивает.

Я закрыла глаза и тихо застонала, прикидывая, сколько потребуется тем, сверху, чтобы добраться до нас. А-а-а, плевать, буду слабой, пока обстоятельства позволяют, а в случае чего, встану и помогу. Судя по грохоту, желающих занять мое место на полу всего два человека. Неужели мы их не сделаем?

— Танечка, ты жива? — тормошил меня Виктор.

Я, вместо ответа, опять застонала, давая понять, что жива, но не в лучшей форме.

Дверь в квартире на первом этаже распахнулась. Там у нас живет старый речной волк — бывший капитан баржи Тимофеич. Раньше он возил из Астрахани арбузы и по доброте душевной снабжал ими весь дом.

— Ну, черт! Опять лампочки повыкручивали! Что тут у вас?.. Тьфу, черт… Ступенек не вижу.

Не так уж и темно. Я хотела посоветовать ему надеть очки, но вспомнила, что я же теперь существо слабое, нежное и в бессознательном состоянии.

— В милицию звони, дед! — крикнул Виктор. — На девушку напали.

— Черт, черт и еще раз черт. В мои времена…

Я испугалась. Если Тимофеич начнет вспоминать молодость и то, как маршал Жуков лично подарил ему часы, мы успеем состариться. Я даже стонать перестала и один глаз приоткрыла, но Тимофеич не стал вдаваться в подробности, а поднял голову и заорал голосом, привыкшим выкрикивать команды, заглушающие шторма:

— Стоять! Черт вас побери! У меня дробовик! Стрелять буду!

Шаги стали звучать нерешительно, а после и вовсе затихли.

— Как я их! — обрадовался дед.

Я хотела опять закрыть глаза, но увидела лицо Виктора. Такое встревоженное… Он стоял передо мной на коленях в своих чистых светлых брючках. Когда у нас в подъезде последний раз полы мыли, я не помню, наверное, до перестройки. Я растрогалась и решила, что, раз это так приятно, всегда теперь буду тихой, слабой, смирной, робкой, нежной и глупой.

— Очень больно? — заботливо вопрошал Виктор, гладя меня по голове.

Лучше бы он этого не делал. Шишка от удара выпирала, как рог у единорога.

— Нет, — пролепетала я и поморщилась.

Виктор снова заехал рукой по больному месту. Я чуть было не заорала: «Да!» Надо что-то делать, пока у меня от его доброты череп не раскололся. Я взяла ладонь Виктора и положила себе на сердце.

— Я так перепугалась. Чувствуешь, как стучит? — Стучало оно ровно 70 ударов в минуту, но доверчивый Виктор проверять по часам не стал.

— Никогда себя не прощу, — взволнованно произнес он.

— Ты не виноват, — прошептала я, прислушиваясь. Шаги на лестнице возобновились, а Тимофеич все воевал с телефоном. Виктор, похоже, ничего не замечал и был готов стоять на коленях с рукой на моей груди до конца дней своих. Если мы сейчас же отсюда не уберемся, они наступят в ближайшие пять минут. Звук взводимого курка я не перепутаю ни с чем.

— Мне холодно, — пожаловалась я. Жуткое вранье. — Можно, я напою тебя кофе в другом месте?

— Отвезу тебя к себе, — обрадовался Виктор и подхватил меня на руки.

Я блаженствовала. Люблю, когда носят на руках. Жаль, чем старше становишься, тем реже появляются желающие сделать мне такой подарок. Виктор нес меня на глазах всего двора. Приятно было ощущать себя в надежных руках. Я смотрела вверх. Кроны деревьев кружились на фоне серого неба, следом кружилась моя голова. Я скосила глаза на Виктора. Как сильно он изменился, лишь только почувствовал себя нужным, сильным и незаменимым. В подъезде никто не мешал быть героем. Сейчас он походил даже не на Штирлица, а скорее на викинга, защищающего то, что принадлежит ему по праву. Неужели мой романтический бред является следствием удара по голове? Раньше такого эффекта не наблюдалось. Может, я по-настоящему влюбилась? На нос упала крупная дождевая капля и несколько остудила мой пыл.

Небо раскололи одна за другой бледно-голубые молнии. От последующего оглушительного грохота, казалось, покачнулись дома и фонарные столбы. Виктор аккуратно уложил меня на заднее сиденье, и мы отчалили. По стеклу ударили первые крупные капли. Затем очертания улиц исказили струи воды, сплошной стеной обрушившиеся на Тарасов. Виктор включил «дворники».