Марина Серова - Рецепт предательства

– А жена? Она как отнеслась к такому предложению?

– Да так же, как и я. В два голоса мы отговаривали Лешу, но… Потом я много думал об этом, ставил себя на его место. Как знать… возможно, я тоже купился бы на такой щедрый посул. Для молодого парня слово «Феррари» – что-то вроде сказочного заклинания, исполняющего все желания. Что там какой-то небольшой кусочек легкого… Пустяк! Кто-то сказал ему, что со временем ткани восстанавливаются и через несколько лет он вообще забудет об этой операции. Но он и до того не особенно-то вспоминал. Кажется, больше всего он думал не о здоровье, а о том, что, «на халяву» съездив в Израиль, в виде бонуса получит еще и классную тачку. Ну и… получил. Хотя врачи предупреждали нас, что постоперационный период весьма опасен, организм ослаблен, восприимчив к инфекциям… Но молодость… разве она думает о таких мелочах… В эти годы все мы уверены, что будем жить вечно.

– Ваш сын не соблюдал осторожность?

– Разумеется, нет. Операция прошла без осложнений, практически через несколько дней Леша уже чувствовал себя вполне нормально, так же, как и до этого вторжения в организм, не ощущал никаких проблем с дыханием и прочего в этом роде. А когда, вернувшись в Россию, увидел свою новую машину, восторгам его вообще не было предела. Владислав выбрал кабриолет, и Леша постоянно ездил с открытым верхом, совершенно не обращая внимания на наши с Ириной замечания о том, что восстановительный период еще не закончился и что такое легкомыслие чревато.

– Но все-таки как же вы согласились? Извините, возможно, вопрос мой прозвучит бестактно, но… неужели вы, человек состоятельный, не могли купить или хотя бы пообещать купить сыну престижный автомобиль? Пускай не «Феррари»…

– Дело не в этом. Не в «Феррари». Мы с Ириной всегда серьезно относились к вопросу воспитания детей и, сколько помню, ни разу не имели случая разочароваться в них. Поэтому без моего согласия Алексей, даже при всем горячем желании иметь такую машину, не стал бы предпринимать никаких шагов, это вообще не нуждается в комментариях. Он дал положительный ответ Владиславу только после того, как я сам позволил ему.

– Тогда я вообще ничего не понимаю… Ведь только что вы сами сказали, что не соглашались до последнего.

– Да, до последнего. До того момента, как Тамара пришла ко мне в слезах и стала умолять, ползая на коленях. Наша гордая, неприступная Тамара… Вообще, все это тянулось достаточно долго, Сережу возили по клиникам, Владислав то и дело ездил в Москву… Потом он узнал про операцию, стал уговаривать меня… А я не соглашался. Прошло еще время, положение все ухудшалось, и врачи ничего не могли сделать. Мальчик умирал. А я сам – отец. И когда она пришла ко мне… в общем, в тот момент у меня просто язык не повернулся сказать «нет».

– Вот оно что… Тогда… да. Тогда это понятно.

– Владислав, как золотая рыбка, говорил мне: «Проси чего хочешь», но некоторые вещи сложно оценивать в рублях, поэтому я сказал ему, чтобы сделал то, что попросит сын, а мне ничего не нужно. Я ведь, собственно, ничем здесь не участвую…

– Ну, это как сказать…

– Да, Владислав тоже высказался в этом роде и заявил, что хочет отблагодарить меня. Я давно просил его продать мне рисунок Дюрера – очень хорошую работу, которую он по случаю приобрел в какой-то, кажется, частной галерее. Но он все не соглашался, говорил, что и ему самому картина нравится, а главное, Тамара как-то уж очень к ней неравнодушна. Так вот, после того как все они вернулись из Израиля и оба мальчика пошли на поправку, Владислав подарил мне рисунок, не преминув снабдить все это весьма пафосной речью о крепкой дружбе и взаимовыручке… Он вообще всегда имел склонность к рисовке и всяким там театральным эффектам. Я повесил рисунок дома, а через некоторое время Леша стал кашлять, слег с пневмонией и… Мы даже не успели осознать, что произошло. Так быстро, можно сказать, молниеносно все случилось. Врачи сказали, что причиной всему легочная инфекция, и мы должны были на первых порах после такой сложной операции уделять больше внимания гигиене.

– То есть катание на автомобиле с открытым верхом здесь не повлияло?

– Кто знает… Возможно, причина крылась в совокупности… факторов. Так или иначе, сын Владислава жил, а мой сын умер, и подарки, полученные в компенсацию за эту смерть, резали глаз. Машину я продал быстро, а с рисунком возникла заминка. Подобные вещи не относятся к числу высоколиквидных товаров, и, хотя я назначил невысокую цену, покупатель все как-то не находился.

– Владислав был в курсе, что вы распродаете его подарки?

– Нет… думаю, нет. Сам я не говорил ему, а кто бы еще мог сказать, не в курсе. Когда искал покупателя, я старался не пересекаться с теми, кто работает с ним.

– А почему, если не секрет?

– Трудно сказать. Возможно, мне не хотелось именно с ним говорить на эту тему… не знаю. Мне посоветовали обратиться к одному человеку, который якобы мог кого-то порекомендовать… в смысле – вывести на покупателя. Но сначала он хотел посмотреть рисунок. Я передал работу через посредника, с которым работал раньше и которому вполне доверял, но тот на следующий день позвонил мне и сказал, что возникли проблемы. Мы встретились, он вернул рисунок и сообщил, что не может предлагать его, поскольку это – копия. Представьте себе мое изумление. Зная всю предысторию появления у меня картины, пожертвовав здоровьем, а в итоге и жизнью своего сына, выслушав эту идиотскую речь, я вдруг узнаю, что все это было проделано ради ничего не стоящего куска картона. Сначала я, разумеется, не поверил. Но, встретившись с тем человеком, на которого вышел посредник, я убедился, что все именно так, как мне говорили. Оказалось, что человек этот в прошлом художник и рисунок – копия его собственной работы. На всех своих копиях он делает некую особую метку – он объяснил мне и даже показал, в каком именно месте картины находится этот почти незаметный нюанс, – так что сомневаться уже не приходилось.

– Как вы думаете, сам Владислав знал, что отдает вам копию?

– Разумеется. Владислав – профессионал. Он не ошибается в таких вещах. Но тот рисунок, который он приобрел в галерее, был подлинным, это мне известно. Думаю, он и сейчас у него.

– Откуда же взялась копия?

– Кто его знает… Торговля произведениями искусства – бизнес… своеобразный. Владислав не брезговал и подменами и не особенно скрывал это, объясняя тем, что должен же он как-то держаться на плаву… Думаю, где-то по случаю он приобрел и эту копию, так же как приобрел рисунок, и спрятал до лучших времен, авось пригодится.

– Вот и пригодилось…

– Ну да. Узнав истинную ценность рисунка и поняв, что произошло и как именно меня отблагодарили, я долго не мог прийти в себя. Вот за что умер мой мальчик… Вообще, я человек не мстительный, быстро забываю зло, но в этом случае… Я не смог простить. У меня был друг, Толик, мы вместе учились, как ни странно, в монтажном техникуме. Хотя ни один из нас ни дня не работал по полученной специальности. После армии Толик поступил в медицинский, а я – в университет, на исторический. История искусств. А столкнулись в рыбацком магазине.