Инна Бачинская - Ищи, кому выгодно

«Это как – по возможности? Не больше литра в сутки, как в том дурацком анекдоте?» – подумала Лидка. И еще подумала, что психиатры всегда благодушны, довольны жизнью и еще рассеянны… почему-то. Неужели неврастеники и психи благотворно влияют на нервы? Тогда почему ее так бесит Ирина? Со своей коровьей преданностью Гетману?

Она поблагодарила благодушного доктора Лемберга и, вздохнув, поняла, что ничем, кроме ядовитых пилюль, наука ей не поможет. Может, травы? Она обзвонила всех приятельниц и, наконец, вышла на ведьму-целительницу, снимающую сглаз и порчу.

«Порча! – осенило Лидку. – Это же самая настоящая порча! Сглаз, пусть даже невольный, который Гетман учинил Ирине… И ушел! И теперь она с этим сглазом – как девушка с ребенком – застряла, и ни туда ни сюда».

Она позвонила ведьме и назначила сеанс ведьмотерапии. Не помогают ангелы – обратимся к чертям. А потом покаемся и поставим свечку, успокоила она себя. Она приготовилась к долгим уговорам, но, к ее удивлению, Ирина согласилась.

Ведьма оказалась громоздкой женщиной с усами и утробным голосом, а ведьмино логово – маленькой комнатой без окон, со снопами сухих цветов, запыленными бронзовыми шандалами, магическими кристаллами на нитке и чучелом совы с желтыми стеклянными глазами. Помещение, видимо, не проветривалось, воздух был спертым, пахло тлением и сухой травой – так пахнет обычно в кладовке со старым ненужным хламом.

Потом Лидка сидела в пустом предбаннике, а магическое действо происходило за закрытой дверью. Минут через пятнадцать появилась Ирина и, не глядя на Лидку, не сказав ни слова, открыла дверь и ушла.

Ведьма выплыла следом и произнесла басом:

– Очень сложный случай! Похоже, порча от соперницы. Одним-двумя сеансами не обойтись, вы меня понимаете. Можем назначить прямо сейчас!

Лидка пробормотала, что позвонит, и поспешила за Ириной. Догнала она ее только на улице и подумала испуганно: «В ступоре она, что ли? Под колдовскими чарами?»

Она взяла подругу за руку. Ирина рассмеялась:

– Я в порядке. Спасибо, Лидусь.

– Помогло?

– Помогло, еще как!

– Правда? – обрадовалась Лидка. – Она сказала, одним-двумя сеансами не обойдешься, записать тебя?

Ирина снова рассмеялась и махнула рукой. Лидка почуяла неладное.

– Иришка, ты как?

– Хорошо! Пошли, посидим где-нибудь…

– «Неужели помогло? – подумала оторопевшая Лидка. – Невероятно!»

Они побродили по парку, посидели в кафе с видом на реку… Луга и далекий лес за рекой были еще зелены, но это была не буйная зелень лета, а спокойная блеклая и утомленная зелень близкой уже осени, и было в ней что-то мудрое и умиротворяющее… Зелень словно говорила, как тот древний философ: все проходит… и это пройдет.

– Так и в жизни, – печально сказала Ирина, – все проходит. Сик транзит глория мунди… [8]

– Чего?

– Так проходит слава земная, – перевела Ирина.

– Одна проходит, другая приходит! – беспечно возразила Лидка. – Пока мы живы, всегда приходит другая, поняла? Главное – подольше удержаться здесь!

Ирина рассмеялась, чем окончательно перепугала впечатлительную подругу – Лидка подумала, что у нее произошел непоправимый сдвиг по фазе, и крыша если и не поехала, то здорово покачнулась.

– Будь здоров, капитан, – поприветствовал капитана Астахова бывший прокурор Гапочка. Он сидел на крыльце дома убитой барменши Светланы в привычном камуфляже, но на сей раз добавилась куртка – по случаю прохладного вечера; правда, без ружья. – Видишь, как оно получается… И Свету тоже…

– Когда вы ее нашли, Глеб Северинович?

– Час-полтора… Решил зайти проверить, как она. На похоронах была совсем плохая. Вчера с ней возилась подруга, я думал, останется на ночь, не хотел беспокоить. А сегодня – дай, думаю, загляну… Прихожу, а дверь открыта. Знаешь, капитан, я как чувствовал что-то, весь день давление прыгало, прихожу, а дверь открыта. Я стучу – не отвечает. Я зашел, думал, может, плохо стало… Шагнул в сенцы – темно, нашарил свет… И в комнату, и там включил люстру. А Света на полу, холодная уже. И шторы задернуты.

Перед капитаном Астаховым сидел сломленный, очень старый человек, так непохожий на бравого рейнджера с ружьем; от былого прокурора остался лишь пятнистый камуфляж.

– Может, вам лучше прилечь, Глеб Северинович? Или валерьянки?

– Не нужно. Я пойду, пожалуй, капитан. Вряд ли я чем смогу… Все на виду, увидишь сам. Заходи, приводи друга… Не забывайте старика.

– Вас отвезти?

Прокурор махнул рукой, с трудом поднялся и побрел шаркающей старческой походкой по кирпичной дорожке…

Капитан Астахов постоял на крыльце, глядя старику вслед, испытывая жалость, ему не свойственную, и не зная хорошенько, что сказать. Ночь вокруг стояла какая-то невнятная, светлая, с красноватым, подсвеченным городскими огнями, небом. Он вздохнул и вошел в дом, в котором уже занималась своей работой следственная группа. Навстречу капитану поднялся судмедэксперт Лисица, маленький, седенький, неизменно в приятном расположении духа.

– Привет, Коля! Оперативненько ты… Меня доставили прямо из гостей, жена осталась, а я – сюда! Огнестрел, один выстрел, прямо в сердце. Она умерла сразу. Примерно сутки назад, то есть вчера в… – он отвернул рукав, взглянул на часы на запястье, – между десятью вечера и двумя ночи. Точнее, сам понимаешь, после вскрытия. Замок цел, кстати, она открыла убийце сама. Вместе пили кофе, чашки еще на столе…

Капитан Астахов кивнул и шагнул в глубь комнаты. Барменша Светлана лежала на полу около дивана, в неловкой позе, подогнув под себя правую руку, и капитан подумал, что во время выстрела она сидела или лежала на диване, а потом соскользнула на пол. Рядом с ней на полу лежали две пестрые диванные подушки. На кофейном столике возле дивана стояли две чашки с остывшей еще вчера бурой жидкостью – обе нетронутые; чайные ложечки, сахарница. Видимо, желания пить кофе не было ни у гостя, ни у хозяйки.

На женщине был синий с белым распахнутый халат, под ним – розовая ночная сорочка, на которой раплылось бурое пятно. На голове – несколько розовых трубочек бигуди. Похоже, она никого не ожидала, но в дверь позвонили – гость, видимо, пришел без предварительного телефонного звонка, – и она открыла, пригласила войти, предложила кофе. Гость согласился, они сели на диван… А почему она не пошла переодеться? Почему женщина, открывшая позднему гостю в халате, не извинилась и не побежала накинуть что-нибудь поприличнее? Не то состояние души? Или это был добрый знакомый, которого можно принять по-домашнему? Или… женщина? То, что она осталась в халате и в бигуди, говорит о неожиданности визита – она, скорее всего, была уже в постели. Гость не позвонил, а просто пришел. Она открыла, он вошел. Она приготовила кофе. Они разговаривали, но никто из них к кофе не притронулся. О чем они говорили? Выясняли отношения? Потому никто и не стал пить кофе? А потом он выстрелил… Значит, принес пистолет с собой. Она не ожидала выстрела, не боялась, спокойно открыла знакомому человеку, и они сидели на диване…