Евгений Сухов - Слово авторитета

У майора Усольцева сейф всегда был завален разным хламом, и, кроме всякого рода бумаг, там можно было обнаружить куски черствого хлеба, огрызки яблок и пустые бутылки. Он вообще любил работать под гусара, и частенько в недрах сейфа наряду с бутылками из-под шампанского можно было заметить и презервативы.

Шибанов подвинул поближе настольную лампу и щелкнул выключателем. Свет радостно брызнул на раскрытые страницы. Капитан принялся терпеливо листать досье, вчитываясь в записи следаков. Ну никакого художественного воображения!

Всего лишь сухое изложение фактов, да и то косноязычное.

Уже в конце папки внимание Григория привлекло оперативное сообщение некоего Куцего, который потихоньку капал куму на ближайшее окружение взамен на некоторое послабление в режиме. «…Вчера Каримов Закир разжаловал в мужики блатного с погонялом Рваный. Дал ему пощечину и сказал, что тот отныне должен называться Гнилой…» За что произошло понижение, не указывалось, но факт сам по себе примечательный. Смотрящий на зоне имеет власть не меньшую, чем хозяин колонии. Далее сообщалось о том, что Гнилого правильные мужики в семью не приняли, отступились от него даже земляки. А еще согнали с престижной шконки и определили по соседству с петушиным углом. Падение в таком случае всегда стремительно, и капитан Шибанов не удивился тому, что через неделю осужденный с погонялом Гнилой поменял не только свое место приписки, но и социальное положение, разместившись по правую руку от «главпета».

Этот же источник сообщал о том, что Закир Каримов выдал две бутылки водки на день рождения заключенному Мурзе. Сам по себе факт ординарный, при желании в колонии можно отыскать даже дурь. Благо тропинка на волю была проторена, а деньги за колючей проволокой водились всегда. Вот только человек с погонялом Мурза имел фамилию Мерзоев. Там же сообщалось, что Закир перевел Мурзу в подпаханники вместо разжалованного Гнилого, определив его присматривать за мужиками.

Странность заключалась в том, что несколько лет назад Мерзоев ходил при Закире шнырем, в обязанность которого входило каждый вечер подметать бендюгу.

Выходит, что Мерзоев знал Каримова не менее восьми лет и последние четыре года они парились рядышком. Даже откинулись почти одновременно, с разницей всего лишь в три месяца.

Григорий закрыл папку, тщательно завязал ее. Небрежно смахнул ладонью приставшие соринки и аккуратно убрал досье на место. Будет что рассказать завтра полковнику! — ликовала душа. Заперев сейф, Шибанов привычно убрал ключ под тоненькую, уже изрядно затертую тетрадку. А почему, собственно, завтра?

Набрав номер телефона, он спросил:

— Верочка, шеф у себя?.. Ага, отлично. Иду к нему. Есть одно неотложное дело. Да, не могу ждать до завтра.

Посмотрев на себя в зеркало, он машинально пригладил и без того короткие волосы и уверенно вышел в коридор.

Полковник Крылов выслушал Шибанова молча, не перебив ни разу. Редкий случай. Он даже не задал ни одного вопроса. Лишь иной раз кивал крупной головой да потирал круглый подбородок. Несмотря на мелкие шалости, какие можно простить всякому здоровому мужику, опер он был первостепенный. Из множества версий полковник, как правило, интуитивно угадывал наиболее выигрышную. И это даже в том случае, когда она не блистала красивым фасадом и смахивала всего лишь на цепь роковых случайностей. Взяв след, он его уже не терял и напоминал хваткой бойцовскую собаку, которой достаточно всего лишь зацепиться могучими челюстями за шкуру своего противника, чтобы потом потихонечку добраться до самого горла, сомкнуть клыки на нам и навсегда перекрыть кислород!

Глубокая пауза лишний раз свидетельствовала о том, что Крылов усиленно просчитывал все возможные варианты.

— Ты как сам считаешь? — наконец спросил Геннадий Васильевич. Взгляд его потяжелел, что означало одно — решение принято. — Значит, все-таки Федосеев?

— Так точно, товарищ полковник, от Мерзоева прослеживается ниточка к Каримову, а от Закира она идет прямо к Федосееву. Оружие было украдено не без его помощи. Как утверждают свидетели, у Федосеева, когда он был кумом, с Каримовым сложились почти приятельские отношения. Вместе разве только водку не пили.

— А у меня есть основания полагать, что водочку они вместе пили, — задумчиво произнес Геннадий Васильевич.

— Возможно, так оно и было, — согласился капитан. — Именно эти приятельские отношения и позволили ему обратиться за помощью к своему подопечному.

Полковник согласно закивал. Большой палец правой руки нервно затеребил кончик носа. Об этой его характерной привычке знали многие. В минуты усиленного размышления он начинал чихать, осыпая присутствующих мириадами брызг, и сейчас боролся с зудом, неприятно щекотавшим носоглотку.

Кажется, отпустило. Полковник победно посмотрел на капитана.

— Совершенно верно. Без помощи Федосеев просто бы не справился. Связи с уголовным миром он поддерживал через своих бывших подопечных, зная, что когда-нибудь такая дружба может сослужить ему хорошую службу.

— Что делать с Федосеевым, товарищ полковник? Геннадий Васильевич устало откинулся на спинку стула. Глаза его неожиданно повеселели. Казалось, он думал о чем угодно, но только не о заданном вопросе.

— А с Федосеевым делать ничего не нужно, капитан. Пусть себе как работал, так и работает. Насколько мне известно, он у начальства на хорошем счету. Они его ценят за аккуратность и педантичность. Для молодых он в некоторой степени наставник, авторитет. Да и зацепить нам его не за что. Ведет замкнутый образ жизни: из дома на службу и обратно. Есть у него, конечно, мелкие увлечения, порой цепляет молодых проституток у гостиниц. Но ведь за это не сажают, как говорится, кто из нас без греха. Два грамма героина ему в карман подсунуть? Несерьезно. А потом, я думаю, что подобная афера вряд ли пройдет.

Все-таки он сам в органах проработал два десятка лет и про подобные фокусы наслышан, а может быть, и сам проделывал не однажды. Так что придется набраться терпения. Вся надежда на Захара… если он опять не отмочит какой-нибудь номер.

Ты вот что, Гриша, — по-простецки обратился Крылов к капитану, что случалось с ним крайне редко. — Нужно будет заглянуть к соседям Мерзоева, возможно, они подскажут что-нибудь еще. Хотя картина более или менее уже ясная.

Из одиночной камеры Матвея перевели в шестиместную. По представлениям Бутырки, это почти что «люкс». Соседи его не раздражали, да и сам он уже успел соскучиться по общению.

Заложив руки за голову, Матвей блаженствовал на шконке. Приятно было осознавать, что через каких-то двадцать четыре часа тюрьма окажется в прошлом, а в кармане у него окажется совсем новенький паспорт на имя уроженца города Львова. Для пущей схожести останется только отпустить усы, научиться ругать «москалей» и лопать сало за обе щеки. Уже через сутки его бронхи очистятся от тюремного смрада, и он наполнит их чистейшим воздухом свободы.