Евгений Сухов - Слово авторитета

Парк выглядел совершенно пустым. Да и кому взбредет в голову прогуливаться в густой чаще в полуночное время — разве что какому-нибудь собачнику или парочке влюбленных, ищущих уединения.

— Так ты чего хотел-то? — весело поинтересовался Закир. — Колись!

— Ты взял «стволы» в Текстильщиках?.. Твоя работа? Закир нахмурился:

— Что-то я тебя не совсем понимаю, Миша, кому какое дело, как я кормлюсь.

— Значит, есть.

В полумраке улыбка Хвоста выглядела зловещей.

— Миша, я не люблю полунамеков, говори, как есть. Ты мне хочешь какие-то претензии предъявить?

— Так вот, послушай. Мы провернули операцию, в результате которой «стволы» попали в ВОХР. На следующий День мы должны были их забрать, но они неожиданно исчезают. Кого винить в этом?

— Ты все говоришь «мы» да «мы», а кто это «мы»? — с вызовом спросил Закир, заметно заводясь. Миша Хвост усмехнулся:

— Тебе назвать имена?

— Назови! — неожиданно резко выкрикнул Закир. Телохранители Миши Хвоста и Закира с интересом посмотрели на воров. Самая щекотливая ситуация, когда между собой крепко не поладят два приятеля. Чтобы соблюсти лицо и выполнить профессиональный долг, следует как можно тактичнее — без ущерба для собственных боссов — развести потасовку.

— Антиквариат. Я не знаю всех подробностей дела, но у нас сложилось впечатление, что за ним стоит Варяг. Планируется очень серьезная акция, а такие вещи по силам только ему.

Закир развернулся всем корпусом к Мише и едва ли не по слогам произнес:

— Ты хочешь сказать, что я перебил «стволы» у Варяга?

— Ты меня правильно понял.

Закир как-то неожиданно сник, а потом виновато произнес:

— А кто знал-то? На них же фамилии не написано. Мне дали путевую наколку, ну а я медлить не стал.

— Что за человек дал наколку? Закир выдержал паузу и, махнув рукой, дескать, что уж теперь, заговорил:

— Он работает в этом же самом ВОХРе. Федосеев. Когда-то кумовал на зоне, где я парился. Предложил взять «стволы», я и не отказался. Вот чувствовала моя душа, что не следовало этого делать! Не прислушался к себе, и вот на тебе… Вляпался по самое горло! Там, где легавые, всегда большие неприятности.

— Это случайно не тот, что свидетелем по этому и проходит?

— Он самый, — хмыкнул Закир.

— Говорит, что вы помяли его очень.

— Да какой там помяли! — искренне завозмущался Закир. — Съездили пару раз по роже, как договаривались. Да и отпустили с миром… Что мне теперь делать, может, посоветуешь чего? — с надеждой посмотрел вор на Мишу Хвоста.

— Что я могу сказать тебе, Закир. Незавидная у тебя ситуация, как говорится, врагу не пожелаешь. Мы тут немножечко покумекали и решили тебе помочь. Для кого-то другого стараться бы не стали, но ты же всегда путевым был.

По жизни чист был… Оружие ты должен вернуть…

— Базара нет! — облегченно выдохнул Закир.

— …в крайнем случае послезавтра. И отвезти туда, куда мы тебе укажем. Это первое. Во-вторых, ты должен убрать Федосеева. Собственноручно.

Человека, по чьей вине ты так подставился.

— Я бы его и так сделал. Спасибо, — растрогался Закир, — я ожидал худшего.

— Пистолет с одним патроном, что ли? — усмехнулся Миша Хвост.

— Да вроде того… Чувствую, я на зону вернусь, менты что-то унюхали.

Не удержаться мне в норе.

— Не дрейфь, все будет в полном ажуре, — подбодрил его Миша Хвост. — Рассосется. Мы стукнем на кичу кому надо, так что твой грешок будет кому на себя взять. Паровозом поедет.

— Понял, — произнес с чувством Закир. — Я не из тех людей, кто добро забывает. Сполна отплачу!

— Ты вот что, звякнешь мне на трубу, когда все дела уладишь. И прошу тебя, ради бога, не затягивай ты с этим делом!

— Я тебя понял, Миша. Сделаю все как надо.

Смотрящим в камере был молодой блатной, лет двадцати восьми, с погонялом Тесак. Один из тех, кого называют бродягами. Поговаривали, что через год-другой он может стать законником, во что легко верилось. Жил Тесак по понятиям, понапрасну никого не притеснял, да и заслуги перед миром у него имелись немалые. В следственный изолятор он попал по собственной воле, вытащив У старика-орденоносца в Елисеевском магазине, на виду у множества свидетелей, затертый кошелек с мелочью. Опомнившись от откровенной наглости жулика, ветеран вспомнил свою боевую молодость, неистово закричал на весь магазин, как будто атаковал вражеский редут. Тесака подмяли, для убедительности наградили парой зуботычин и торжественно, с громогласными восклицаниями, спровадили в милицию.

А позже в прессе промелькнуло злорадное сообщение о том, что семидесятисемилетний дед умудрился скрутить двадцатисемилетнего рецидивиста с семью судимостями.

Срок ему выпадал небольшой, и в камере Тесак чувствовал себя отпускником, пожелавшим нагулять жирок на казенных харчах. Леню Картавого он сразу принял в свою семью и даже шконку определил недалеко от своего места. Как это бывает, нашлось немало знакомых, с которыми они не только вели совместные дела, но даже парились в одной зоне.

Незадолго перед отбоем, после того как почефирили и посмолили всласть, к Картавому подсел смотрящий. Вокруг них мгновенно образовалась мертвая зона, было понятно, что разговор затевался нешуточный. Сокамерники даже старались не смотреть в их сторону.

Помолчав, Тесак заговорил:

— Тут из «индии» малява на тебя пришла… Да ты не пугайся, все путем, ничего крамольного на тебя нет, а только мне велено довести до тебя волю уважаемых людей.

Леня Картавый насторожился. В «индии» помещались самые авторитетные люди уголовного мира, чаще всего воры в законе и положении. По существу это был теневой штаб тюрьмы, ее координирующий центр. Приказы, посылаемые оттуда, никогда не обсуждались, даже если содержали смертный приговор.

— Слушаю тебя, — невольно посмотрел Леня на окно, откуда могла прийти малява. У решетки, пялясь в серое небо, стоял на вахте блатной с погонялом Дикобраз. Он отвечал за связь и в принципе был вторым человеком в камере. О решении «индии» знали только они с Тесаком.

— Ты ведь проходишь по гоп-стопу?

— Да.

— В общем, из «индии» пришел приказ, чтобы ты кололся… Насчет Текстильщиков… а двух мертвяков брал на себя.

Леня Картавый изменился в лице.

— У следаков против меня ничего нет. Бля буду! Они меня на пушку берут.

Через день-другой я на воле буду. Надо в «индию» маляву отправить, растолковать, пусть отменят приказ.

— Твое, конечно, право обращаться туда, но я тебе не советую. Это все равно, что уповать к господу богу. Решение по твоему делу принято, и вряд ли они его отменят. Прежде чем такие вещи принимать, люди все «за» и «против» взвешивают. Значит, по-другому просто было нельзя. Ну, так ты меня понял? — в голосе Тесака свозило сочувствие.