Инна Бачинская - Ритуал прощения врага

Кроме того, он подарил Володечке котенка, принес в коробке из-под торта, она еще подумала, что это настоящий торт, но это был котенок, и он остался в парке, а она потом опомнилась и побежала за ним, потому что Володечка плакал и не мог успокоиться, но котик бесследно исчез.

Она смотрела на Шибаева несчастными глазами и повторяла: «Как же так?» Он молча слушал, потом попросил сделать ему кофе. Все время, пока они разговаривали, мальчик сидел на ковре с неизменной машинкой, пребывая в своем собственном мирке, полностью отключенный от реальности. Шибаев поглядывал на него и вспоминал своего сына Павлика, которого не видел уже целый месяц — его бывшая, Вера, с сыном отдыхала на даче богатенького нового папы в Крыму.

Он пил кофе и ел бутерброды, а Кира, потрясенная арестом Шевченко, отбросив привычную сдержанность, выкладывала ему подробности жизни с Плотниковым. О его женщинах, скандалах, пьянстве и своем вечном страхе — пошла вразнос, как называл это состояние Шибаев. Рано или поздно наступает момент, когда человек идет вразнос. Потому что всему есть предел. Всхлипывая, она рассказала о том, что муж хотел сдать сына в лечебницу.

У Шибаева появилось чувство, что, несмотря на причитания о том, что никому нельзя верить, в глубине души она благодарна программисту. Даже если не отдает себе в этом отчета, равно, как и Ильинская. Такой расклад образовался — Плотников всем мешал. Даже той странной официантке, которая налетела на него в скверике. А сколько еще было других, с которыми он схлестнулся, а о них менты ничего не знают? Программист Шевченко появился очень вовремя… как результат коллективной мыслеформы, не иначе.

В «Электронике» уже все знают непонятно откуда, и Кире звонили, она даже телефон отключила, так как они ее пугают…

Шибаев пил, ел и чувствовал, как внутри его сознания зреет некая мысль… умозрительная, как любит говорить авокадо Дрючин. Что-то беспокоило его, а главной была мысль, что копают они не там . Хотя где это «там», непонятно, так как внятного мотива у следствия до сих пор нет. Так, второстепенные домыслы: не то роковая любовь к Кире, не то ее страх за ребенка, не то еще что-то, вроде происков конкурентов. Подозреваемых полно, а веского мотива нет. Хотя достаточно любого. Психика убийцы — дело темное. Но тем не менее, тем не менее…

Кира выговорилась, перестала плакать и замолчала. Теперь она напоминала шарик, из которого выпустили воздух. Шибаев так и не понял, чего ей, собственно, от него надо, и пришел к выводу, что ей хотелось выговориться и выплакаться, а под рукой никого больше нет. Существует, правда, художник Игорь Плотников, но, как Шибаев понял, рассказывать о программисте Кира ему не собиралась.

Он вышел из полутемного подъезда в потускневший закатный день, не спеша побрел по улице, перебирая мысленно услышанное. Ничего интересного он от Киры не узнал. Если у него и были вначале мысли о сговоре Киры и Шевченко, то сейчас они полностью рассеялись. Кира ему нравилась, и он ей верил… пожалуй.

Он добрался до дому, когда уже стемнело. Макс радостно тявкнул, приветствуя его, и Шибаев подумал, что собаки — самые преданные существа на свете и жаль, что людям до них далеко. Рассмотрев эту глубокую мысль со всех сторон, Шибаев пришел к выводу, что это к лучшему — человеку необходимо разнообразие, а от вечной преданности мухи дохнут. При этом он вспомнил настырную соседку Алю… Алину и вздохнул. После чего снял с вешалки поводок и повел Макса на прогулку. По дороге они разговаривали — то есть Шибаев рассказывал ему про Ильинскую, а Макс чинно выступал рядом и внимательно слушал.

Потом они вернулись домой, и Шибаев покормил щенка недоеденой вчерашней котлетой сомнительного качества, которую авокадо Дрючин принес из лавки полуфабрикатов. Потом упал на раздолбанный диван и задумался. В итоге задремал. Разбудил его авокадо Дрючин, который влетел с криком, что убийца Плотникова наконец арестован.

Уверенность Шибаева, что он что-то упускает, не давала ему покоя. Весь его оперативный опыт восставал против программиста в роли убийцы. Почему? Тем более что он даже не видел этого Шевченко и не говорил с ним! Шибаев не знал почему. То есть можно было бы покопаться в себе, рассортировать то, что он знает об этом человеке, по полочкам, но… не хотелось. Не возникло чувства, передаваемого емким словечком «бинго!», которое срабатывало у него в определенных ситуациях. Он был как охотничья собака, которую пустили по ложному следу, и она, пробежав пару шагов, остановилась в недоумении — добычей тут и не пахнет!

Недолго думая, он позвонил Ландису, представился и попросил о встрече. И это несмотря на данное адвокату слово покончить с этим мутным делом. Тем более что убийца арестован. После минутного молчания Ландис сказал, что не понимает, зачем это надо, ведь убийцу нашли, но так и быть, раз Кира просила… У него как раз в данный момент есть немного свободного времени, и он мог бы, пожалуй, принять…

— Простите, как вы сказали, вас зовут? — спросил он.

Шибаев назвался еще раз.

Они встретились через полчаса. Ландис позвонил на проходную, паренек-вахтер выписал Шибаеву временный пропуск и рассказал, как найти директора .

Шибаев таким и представлял себе Ландиса — нервным, высокомерным, с тонкими гибкими пальцами, которые он сплетал и расплетал. С узким красивым лицом отрицательного киногероя. Шибаев нутром чувствовал его любопытство и нетерпение, скрытые под маской напускного равнодушия и отстраненности.

— Боюсь, я не понимаю, что от меня требуется, — начал он. — Кира мне действительно звонила. Она сказала, что у вас есть ко мне вопросы… А вы, простите, кто?

— Анатолий Кириллович, по просьбе Киры я занимаюсь убийством ее мужа.

— Вы следователь? — Ландис вздернул брови.

— Нет, у меня частное агентство.

— То есть вы частный сыщик? — уточнил он. — Я правильно понял? Значит, Кира наняла частного агента, чтобы распутать убийство мужа, так как не доверяет правоохранительным органам? И вы, несмотря на арест убийцы, продолжаете копать? Вы что, считаете, что Шевченко невиновен? Вы что-то знаете?

Он действительно был занудой, этот Толя Ландис, и привык расставлять точки над «i», но тем не менее в конце каждого его предложения стоял знак вопроса или многоточие. Шибаев не удивился бы, если б оказалось, что Ландис записывает их беседу.

— Мы занимаемся убийством параллельно, так сказать, — ответил Шибаев, выбирая выражения и внутренне чертыхаясь. — С двух сторон. У полиции больше возможностей, как вы понимаете, зато на меня не давят, я свободен и независим, да и рассказывают мне больше. — Ему показалось, что он оправдывается, и он поморщился. — Насчет Шевченко… тут скорее вы мне можете сказать, виновен он или не виновен.